Дело беспокойной рыжеволосой
Шрифт:
— И у тебя нет знойной подруги? В последний раз, когда я тебя видела, полдюжины красоток ловили каждое твое слово. — Я гляжу на него, подняв брови.
— Не-а, Ана. Ни одна из них меня не интересует. — Я вижу его браваду.
— Ну конечно, Хосе Родригес, женоненавистник, — хихикаю я.
— Эй, Стил, я не всегда такой. — Он чуточку обиделся, и я жалею о своих словах.
— Конечно, Хосе.
— Ну а как Грей? — спрашивает он. Его тон меняется на более прохладный.
— Хорошо. У нас все хорошо, — говорю я.
— Так,
— Да. Серьезно.
— Не староват он для тебя?
— Ой, Хосе, знаешь, что говорит моя мама? Что я родилась старушкой.
Хосе корчит рожу.
— Как твоя мама? — Вот так мы выходим из опасной зоны.
— Ана!
Я оглядываюсь и вижу Кейт и Итана. Кейт выглядит роскошно: соломенные волосы, выгоревшие на солнце, золотистый загар, белозубая улыбка, и она вся такая изящная в облегающих белых джинсах и свободной белой блузке без рукавов. К ней устремлены все взоры. Я вскакиваю и обнимаю ее. Ах, как мне не хватало этой женщины!
Она хватает меня за плечи и, отодвинув на расстояние вытянутой руки, внимательно разглядывает. Я зарделась под ее внимательным взором.
— Ты похудела. Здорово похудела. И выглядишь по-другому. Взрослой. Что происходит? — спрашивает она, вся из себя такая мама-наседка. — Мне нравится твое платье, тебе идет.
— После твоего отъезда случилось очень много всего. Я потом тебе расскажу, когда мы будем вдвоем. — Сейчас я не готова к исповеди перед инквизитором по имени Кэтрин Кавана. Она с подозрением глядит на меня.
— У тебя все в порядке? — осторожно спрашивает она.
— Да. — Я улыбаюсь, хотя сейчас мне больше всего на свете хочется узнать, где Кристиан.
— Отлично.
— Привет, Итан. — Я улыбаюсь ему, и он обнимает меня.
— Привет, Ана, — шепчет он мне на ухо.
Хосе хмурится и оценивающе смотрит на Итана.
— Как прошел ланч с Миа? — спрашиваю я Итана.
— Интересно, — отвечает он.
Даже так?
— Итан, ты знаком с Хосе?
— Мы как-то уже встречались, — бормочет Хосе, когда они обмениваются рукопожатием.
— Да, у Кейт в Ванкувере, — подтверждает Итан, приятно улыбаясь Хосе. — Ну, что пьем?
Я иду в туалет. Оттуда сообщаю Кристиану эсэмэской, где мы находимся; может, он присоединится к нам. От него нет ни непринятых звонков, ни писем. На него это не похоже.
— Что-то случилось, Ана? — спрашивает Хосе, когда я возвращаюсь.
— Не могу дозвониться до Кристиана. Надеюсь, ничего не случилось.
— Не волнуйся, все будет в порядке. Хочешь еще пива?
— Конечно.
Кейт наклоняется ко мне.
— Итан говорит, что в квартиру залезла какая-то сумасшедшая с пушкой, бывшая подружка Кристиана?
— Ну да. — Я пожимаю плечами. Господи, разве сейчас это важно?
— Ана, что происходит, черт побери? — Кейт вдруг замолкает и достает свой
— Привет, милый, — воркует она. Милый! Она хмурится и переводит взгляд на меня. — Конечно, — говорит она и обращается ко мне: — Это Элиот, он хочет поговорить с тобой.
— Ана. — Голос Элиота звучит спокойно и отрывисто; от скверного предчувствия у меня встают волосы дыбом.
— Что случилось?
— Кристиан не вернулся из Портленда.
— Что? Как это?
— Его вертолет пропал.
— «Чарли Танго»? — шепчу я, помертвев. — Нет!
Глава 19
Я неотрывно гляжу на язычки пламени. Они пляшут и трепещут в камине — ярко-оранжевые с каемками кобальтового цвета. Я мерзну, меня бьет озноб, несмотря на жар от огня и накинутое на мои плечи одеяло. Мне холодно, я мерзну до костей.
До меня доносятся приглушенные голоса, много голосов. Но все они далеко. А слышу я лишь мягкое шипение газа в камине и только на нем могу сосредоточиться.
Мои мысли возвращаются к дому, который мы видели вчера, и к огромным каминам — настоящим, в которых горят поленья. Я бы хотела заниматься любовью с Кристианом перед настоящим огнем. Я бы хотела заниматься любовью с Кристианом перед этим огнем. Да, это будет забавно. Не сомневаюсь, он придумает что-нибудь этакое, чтобы надолго запомнилось, как всегда, когда мы занимались любовью. Я тут же напоминаю себе, что я помню хорошо и те моменты, когда мы просто трахались. Да, их я тоже никогда не забуду. Где же он?
Пламя мерцает и колеблется, держа меня в своем плену, лишая речи. Я фокусируюсь только на его огненной, обжигающей красоте. Оно околдовывает, завораживает меня.
«Анастейша, ты околдовала меня».
Он сказал, что впервые спал со мной в его постели. О нет…
Я обхватываю себя руками, и реальность проникает, как кровь, в мое сознание. Жуткая пустота внутри меня расползается все шире. «Чарли Танго» пропал.
— Ана, вот, возьми, — ласково говорит миссис Джонс.
Ее голос возвращает меня в комнату, в нынешний час, в страх. Она принесла мне чашку чая. Я с благодарностью беру чай. Чашка дробно стучит о блюдце, потому что у меня дрожат руки.
— Спасибо, — шепчу я. Мой голос звучит хрипло из-за непролитых слез и огромного комка в горле.
Миа сидит наискосок от меня на огромном полукруглом диване, держа за руку Грейс. Они смотрят на меня, на их милых лицах — боль и тревога. Грейс выглядит постаревшей — мать беспокоится за сына. Мое лицо кажется мне застывшей маской, я не могу ни улыбнуться, чтобы их ободрить, ни пролить слезинку — внутри меня лишь растущая пустота. Я гляжу на Элиота, Хосе и Итана; с серьезными лицами они стоят возле стойки для завтрака и тихо о чем-то говорят, что-то обсуждают. Миссис Джонс хлопочет на кухне.