Дело дамы с леопардами
Шрифт:
– У меня не осталось куража. Сэр.
Он вернулся на свое место и сел, закрыв лицо руками.
– В башке теперь только одно: деньги, деньги, деньги. Где взять денег?
– Но ведь раньше вас, – попробовал вставить профессор, – не останавливало это обстоятельство? Наоборот, именно оно заставляло вас импровизировать! Рисковать! Ставить все на карту! Не так ли?
– Это было раньше, – отрезал Саммерс. – По молодости. По глупости. Если бы я тогда знал, что так будет –
– Черт возьми, да мы бы просто с голоду умерли, если бы ты сделал тогда по-другому! – возмутился Маллоу.
– Да что ты? – изумился его компаньон. – Умерли бы, если бы пошли в почтовую контору? Кассирами? Какими-нибудь грузчиками или завинчивателями гаек?
– Гаек? – Маллоу дернулся, голос его сделался елейным. – На завод «Форд Мотор», сэр? Восьмичасовой рабочий день, достойная оплата? Права человека? Журнал рекордов? Вышел в уборную десять тридцать, вернулся на рабочее место десять тридцать пять? В случае отъезда обязуюсь дать полный отчет компании? Может, вам нравятся корпоративные вечеринки? Народные танцы? Комитет нравственности, который ходит по квартирам проверять, порядочный ли ты человек, на той ли женат, и нет ли у тебя, случайно, любовницы?
– Да что вам всем дался этот Форд! – рявкнул Джейк. – Ушли бы мы оттуда. Ушли бы и спокойно…
– …шлепали крышки на консервном заводе? Ходили бутербродом? Мечтали бы, как достигнем вершины карьеры продавцами в универсальном магазине? Ты об этом?
– Вот потому и гробы, – тихо сказал Саммерс. – И дурак я был, что не занялся этим раньше. Стал бы теперь не хуже папаши. Уметь делать что-то руками, знаешь, дорогого стоит. Черт, надо было нам тогда опять на китобой. Надо было…
Он безнадежно умолк.
– Теперь даже она не поможет, – пробормотал Дюк. – Ей бы это понравилось.
– Я бы даже сказал больше! – профессор крякнул. – Эта особа дурно на него влияет.
Дрожащей рукой он достал из кармана пенсне и нацепил на нос.
– Джейк, мой мальчик. У меня было много женщин. Даже теперь в Вене живет одна интересная…
– Поздравляю, профессор.
– Но я хотел вам заметить, что неудачи на… – Найтли опять крякнул и разделил надвое свою бороду, – амурном, так сказать, поприще…
– Чего?! – Саммерс выпрямил спину. – Каком еще поприще! Профессор, вы перебрали.
– Я трезв! – возмутился ученый. – Как стекло! Как горный хрусталь! Как алмаз самой чистой воды!
В доказательство он сплел две половины своей бороды вместе.
Маллоу засмеялся.
– Идемте, мистер Найтли. По-моему, вы хотите спать.
Глава 3, в которой меланхолию Д.Э. Саммерса развеяли неожиданным способом
М.Р. Маллоу был пьян и весел. Он продал рукопись, которую, между нами, продать не надеялся. Не надеялся, когда написал Шерри Мэзону:
«Что бы вы сказали об истории про пятнадцатилетнего юношу, сына гробовщика, который начитался приключенческих романов и отправился из дому, чтобы найти дело по душе? У него, видите ли, от унылой жизни и за трудом, располагающим к мыслям о вечном, родилась формула: для счастья нужно дело, которое любишь, верный друг и деньги. И вот он решил найти такое дело».
Не надеялся, когда, вернувшись из Египта, прочел сухое письмо, в котором, тем не менее, выражали согласие взглянуть на рукопись. Ни на что он не надеялся. Он послал телеграмму, что закончит роман за десять дней, чуть не умер от нервов, и теперь имел полное право чувствовать себя счастливым.
Настроение Д.Э. Саммерса тоже слегка улучшилось. Так что к моменту, когда профессор Найтли ушел спать, а мисс Дэрроу унесла опустевшие бутылки, чтобы вымыть и разлить в них свою лечебную настойку, двое джентльменов развеселились.
Маллоу играл на пианино. Он давно не садился за инструмент и получалось так себе. Но все равно он играл и играл.
Кекуок. Тустеп. Рэгтайм.
Как вдруг заметил, что компаньон – Джейк устроился рядом, – щурится, словно неудачно откусил заусенец.
Дюк как ни в чем ни бывало сменил мелодию.
– Ну? – спросил он.
Д.Э. покачал головой.
– А это?
Но ни «Везунчики», ни «Деревенский клуб», ни «Затейник», ни даже «Кленовый лист» – любимая мелодия Джейка, не годились.
– Не то! – Джейк с досадой пощелкал пальцами. – Все не то!
Дюк бросил играть.
– «Магнето»? – не без иронии спросил он.
– Нет. Не надо.
Воцарилось молчание. Д.Э. Саммерс прошелся по комнате.
Посмотрел в окно. Остановился у часов, к которым не так давно часовщик повесил заново гири. Ему опять захотелось выдрать гири к чертям, только… какой в этом толк?
Он вернулся к пианино и стал перебирать ноты на крышке. Нашел несколько новых песенок, которые раньше не видел. «Ревю «Музыкальной Шкатулки» Ирвинга Берлина – в новом сезоне оно называлось «Монмартр». «Букет красоток» Эдди Кантора из мюзикла «Делай это живо!». «Блюз синего котенка»…
Как вдруг взгляд бывшего коммерсанта уперся в «Ланцет», лежавший среди ярких обложек. «2 декабря 1924 года».
Прошлогодний рождественский номер.
– Что это?
Чарльстон сбился, сфальшивил и затих. Саммерс смотрел на компаньона.
– А что сразу я! – заморгал М.Р. Маллоу. – Она позвонила. Не мог же я сказать, нет, мол, не приезжайте, видеть вас не хочу.
– Что-что она сделала? – Джейк даже рассмеялся. – Позвонила? Тебе? Сама?
– Ну да. Сама. Мне, – Маллоу развел руками. – Что ты смотришь, я сам от неожиданности обалдел. Я даже не сразу понял, на что она намекает.
– Да что ты.
– Ну, честное слово. Клянусь.
– Ах, вот оно, как, – Саммерс прошел к столу и сел в кресло. – Ладно. Хорошо.
– А что?