Дело для трёх детективов
Шрифт:
Священник был в большом волнении. Я видел, что он дрожит. «Она умерла… грешницей, — был его ответ, который Уильямс встретил протестующим звуком. — Но ведь... — продолжил мистер Райдер, уставившись на нас, — все мы грешники, не так ли? Все мы». — И он почти выбежал из комнаты.
Уильямс и я стояли, прислушиваясь к его шагам, быстрой дробью раздающимся внизу.
— Что вы об этом думаете?
— А что тут можно думать? — ответил я, — безумный человек, без сомнения. Но имеет ли он какое-нибудь отношение к этому делу или нет, я не могу даже предполагать.
Прежде,
У первого работы было немного. Он довольно скоро присоединился к нам внизу, но прежде, чем сообщить нам что-либо, он подошёл к поникшей фигуре Терстона и сказал: «Послушайте, доктор, я собираюсь уложить вас в кровать. Мы сделаем для вас всё, что в наших силах, но ваше присутствие здесь ничем не поможет. Поэтому будьте хорошим парнем...»
Терстон поднялся, послушный как маленький мальчик.
— Столл! — Доктор Тейт был другом дома и знал имена слуг. — Идите наверх с хозяином и проследите, чтобы у него было всё, что пожелает.
У двери доктор Терстон повернулся, чтобы пожелать нам спокойной ночи, и, когда я вспомнил его громкие и радостные приветствия и прощания, то был глубоко потрясён несчастной слабой небольшой улыбкой, которой он нас одарил.
— Это, должно быть, был сильный удар, — сказал доктор Тейт, когда мы остались одни. — Приблизительно тридцать минут назад, полагаю? — в этот момент было без четверти двенадцать. — Трудно сказать точнее. Так или иначе, где-то между одиннадцатью и половиной двенадцатого. Кто это сделал?
До него, казалось, не дошло, что мы оказались мистифицированы. Полагаю, он думал, что такое насилие в знакомом доме едва ли могло произойти без того, чтобы быть тут же раскрытым. Когда мы объяснили ему все обстоятельства, он, конечно, не поверил. «Но... но...» — начал было он.
Уильямс прерывал его.
— Знаю, — сказал он кратко, — это невероятно. Но вы же видите, что это произошло.
К нам присоединился полицейский сержант. Мы едва ли обратили внимание, когда он вошёл. Он был крупным человеком сорока восьми или пятидесяти лет с красным лицом и неровными рыжими усами, — по всему было видно, что он принадлежал к большим любителям пива.
— Я исследовал тело, — объявил он громким низким голосом, таким же, вероятно, каким свидетельствовал в суде, — и я сформировал свои заключения, — добавил он.
— Вы сделали… что? — отрывисто переспросил Уильямс.
— Я сказал, что исследовал тело, сэр, пятна крови и орудие убийства. И я сформулировал свои заключения.
Это было почти комическим контрастом.
— Вы подразумеваете, что знаете, кто это сделал? — я задохнулся.
— Я не зашёл так далеко, чтобы это сказать, сэр, — признал сержант Биф, — но я сделал всё, что необходимо было сделать сегодня вечером.
— Следует как можно скорее войти в контакт со Скотланд Ярдом, — сказал я ему, чувствуя себя несколько раздражённым от бесстрастного самомнения этого человека.
— Возможно, этого
Доктор Тейт, который знал местные репутации довольно хорошо, резко сказал: «Не глупите, Биф. Вполне очевидно, что это дело не для вас. И я очень сомневаюсь — он повернулся к нам, — сможет ли его решить даже Скотланд Ярд. Но послать за ними нужно незамедлительно. Никакой задержки. Я просто не могу стоять в стороне и видеть, как впустую тратится время, которое могло бы оказаться полезным для выслеживания убийцы. Лучше позвоните прямо отсюда».
Сержант остался неподвижным и лишь поморгал красными веками. «Я знаю свои обязанности, сэр», — ответил он.
Доктор Тейт не на шутку рассердился. «Я думаю, что весь вечер вы провели в “Красном Льве”, — заметил он. — Ну, так я вам заявляю, если это дело незамедлительно не будет расследовано самым тщательным образом, я сразу же отправлюсь к начальнику полиции».
— Вы должны поступать так, как считаете наилучшим, — сказал полицейский, — но тем временем я должен попросить, чтобы ни один из этих джентльменов не покидал дом. Слугам я скажу то же самое. Я прибуду утром, чтобы... — он постучал пальцами по большому блокноту, — чтобы задать кое-какие вопросы.
— Ну, это, я полагаю, является обычной процедурой.
— Очень хорошо. Тогда, джентльмены, я могу быть уверен, что все вы будете здесь завтра? Возможно, лучше всего записать ваши имена.
И медленно, мучительно, он начал записывать наши полные имена и адреса в свой большой блокнот. Это были раздражительные десять минут. Но наконец он покончил с нами и отправился на кухню, чтобы, очевидно, собрать имена прислуги.
Затем мы услышали, как хлопнула парадная дверь, и поняли, что глаз закона больше не направлен на нас. И всё же ни один из нас не двигался. Уильямс обратился к доктору Тейту.
— Что вы знаете о Райдере? — спросил он.
— Райдер? Он — трудяга. Но иногда я задаюсь вопросом, все ли у него дома. Так или иначе, у него имеется мономания. Чистота. Пуризм. Он действительно делает самые экстравагантные вещи, когда что-то угрожает Чистоте.
Внезапно я вспомнил любопытный вопрос, который он мне задал перед ужином, и повторил его суть.
— Вполне в его духе, — воскликнул Тейт. — Он, вероятно, подозревал что-то абсурдное, или что-то совершенно тривиальное.
— Чего я не понимаю, — заметил Уильямс, — это как он оказался около кровати Мэри Терстон через получаса после убийства. Он покинул нас, чтобы пойти домой задолго до одиннадцати, а дом викария находится сразу за садом.
— Может быть, ему кто-то позвонил? — спросил Стрикленд.
— Невозможно. Телефон не в порядке. Наверное, перерезаны провода.
— Тогда он не пошёл домой, — сказал я.
Уильямс позвонил в звонок. «Мы спросим Столла, — пояснил он. — Райдер заявил, что тот его впустил».
Столл вошёл в комнату. Едва взглянув на него, я понял, что он настороже. Он переводил взгляд с одного из нас на другого, как будто задаваясь вопросом, откуда последует нападение. «А, Столл, — обратился к нему Уильямс, — вы закрывали дверь за мистером Райдером?»