Дело командующего Балтийским флотом А. М. Щастного
Шрифт:
Чрезвычайная невыясненность положения и натянутость международных отношений заставила наркома секретной телеграммой от 3 мая дать необходимые инструкции на всякий случай подготовительных распоряжений для взрыва фортов и флота, чтобы избежать опасности оставить все немцам (лист 20). По свидетельству Троцкого, устно им были преподаны инструкции подготовить заранее кадры надежных людей для производства взрыва. 15 мая новые тревожные вести о немецких замыслах снова до крайности обостряют вопрос, и нарком Троцкий в юзограмме от 21 мая, переданной нагенмором Беренсом, требует от Щастного немедленного исполнения мер по подготовке кадров подрывников и исполнения предписания о денежном обеспечении их семей. В ответной телеграмме от 22 мая Щастный сообщает успокоительные известия и указывает одновременно на то, что по создавшемуся положению
Настоящее выяснение целей политики Щастного выясняется, однако, в связи с указанием на то, что в этот момент происходило на съезде, где должна была решаться судьба управления флотом. Чрезвычайно осторожная линия поведения Щастного круто изменяется в этот момент.
Согласно предложению Щастного, приказанием от 21 апреля переводится в Петроград из Кронштадта Минная дивизия из 11 миноносцев для перевода ее затем в Ладогу, причем с 21 апреля и по 16 мая миноносцы не могут, якобы по техническим причинам, пройти невские мосты, наконец, ошвартовываются около Обухова недалеко от Смольного (листы 58, 59). От 16 по 24 мая миноносцы ожидают нефти, когда же нефть прибывает, Щастный кладет на телеграмме резолюцию (лист 60), что с прибытием нефти еще не ожидает ухода судов.
Между тем, по показаниям Щастного, равно как и показаниям Блохина и Дужека, как среди команд Минной дивизии, наименее дисциплинированной, так вообще во флоте чрезвычайно усиливается в этот момент провокационная контрреволюционная агитация против Советской власти, выразившаяся в распространении подложных документов, согласно которым между Германией и Советской властью имеется де секретное соглашение об уничтожении флота (образцы документов лист дела 36, 37, 38, 39, 40). Слух об отданном в силу этого соглашения приказа взорвать флот также циркулировал среди команд. Наморси показывал провокационные листки Блохину, сообщал о них Совету флагманов и Совету комиссаров флота и не принимал никаких мер к прекращению провокаторских слухов.
В такой атмосфере получается первая телеграмма Троцкого от 3 мая об уничтожении флота. Обострение положения, наступившее в связи с медлительностью Зеленого и покровительством его Щастным, провокационная деятельность контрреволюционеров сразу разражаются кризисом. Согласно показаниям Раскольникова, комиссар Минной дивизии Дужек сообщил телеграмму Троцкого от 3 мая на собрании Минной дивизии, которая вынесла резолюцию о необходимости роспуска Петроградской коммуны и передачи власти командованию, то есть наморси и Блохину. За эту резолюцию чрезвычайно усиленно агитировали офицеры Лисаневич и Засимука, требовавшие установления диктатуры палки (показания Раскольникова, лист 110). 12 мая в Морском корпусе происходит чрезвычайно бурное собрание всех судовых комитетов команд флота с участием многих офицеров и флагманов, специальных делегатов съезда, Раскольникова и наркома Луначарского и др. За ту же резолюцию опять агитировали те же Лисаневич и Засимука (лист 110).
Собрание кончилось ничем, что явно свидетельствует о степени напряженности общего положения.
13 мая кризис разрешается прямым постановлением съезда об исключении Засимука и Лисаневича из состава флота и их немедленном аресте (лист 31).
Положение обратилось против наморси, и он сам решается теперь выступить на сцену. Прежде всего он, несмотря на прямое постановление съезда об исключении заговорщиков приказом по флоту, упорно не исполняет предписания. Несмотря на то, что постановление принимается съездом 13 мая, до 18 оно не приводится в исполнение. 18 мая, получив официальное извещение от Сакса о немедленном исполнении (лист 31), приказание вновь остается неисполненным под предлогом неимения официального текста постановления Морской коллегии об исключении (лист 114). Арест не был произведен вовсе, так как по показаниям Блохина, разагитированные команды выставили для охраны заговорщиков вооруженный караул (лист 104).
Следствием обнаружен писанный собственноручно конспект его предлагавшегося доклада на съезде (лист 8). Согласно показаниям Щастного, в части этот доклад был прочитан им предварительно в Совете съезда (лист 142). По показаниям,
Доклад носит прежде всего чисто политический характер, на что, согласно ст. 12 положения, наморси не имел никакого права. Доклад начинается с обрисовки международного положения России, изложения притязаний немцев и финляндцев и того, что немцы не желают установить демаркационной линии. Из характеристики захватов и притязаний, в силу только что имевших место событий, делается двусмысленный вывод о необходимости создания вооруженной силы. Второй пункт о внутреннем положении страны в конспекте отсутствует, его содержание выясняется целиком из третьего пункта, который гласит: офицеры теряют веру в способность правительства отстоять Россию (показать карту). Подпункт пятый ставит еще более резко вопрос: «Что сделало правительство для воссоздания флота», одновременно имеется приписка в скобках: «Телеграмма об уничтожении Кронштадта», то есть как раз та телеграмма от 3 мая, оглашение которой на собрании в Минной дивизии вызвало взрыв. Последние пункты уже сводят общий вопрос к частному о судьбе Засимука и Лисаневича и заключают в себе следующие пункты: Я осуждаю резкие выходки офицеров, протестую против озлобления крайних партий (помечено: Раскольников и Луначарский, бывшие на собрании в Морском корпусе). Пункт третий говорит прямо, что арест Засимука и Лисаневича – не выход и только подольет масла в огонь и в последних пунктах связывает создавшееся положение с возможностью своего ухода («Нужно найти большевистского адмирала», «Я не понимаю чего хочет правительство»).
Согласно телеграмме Флеровского, присутствовавшего на докладе Щастного в Совете съезда (лист 53), Щастный резко выявил стремление к максимальной самостоятельности и властности командования, признал вредным и протестовал против ареста Засимука и Лисаневича.
По сообщению того же Флеровского, Совет съезда, однако, оказал твердую оппозицию и отверг необходимость политического доклада наморси.
Последняя попытка наморси повлиять на съезд была предпринята им после получения новой телеграммы Троцкого 21 мая о срочной необходимости принять меры к возможному уничтожению флота. Как и прежние телеграммы, Щастный немедленно доводил до сведения Блохина и затем последовательно старого Совета комиссаров, Совета флагманов, в Кронштадт Зарубаеву «для сведения», а не для исполнения и, наконец, на общее собрание старых и новых комиссаров, в большинстве, однако, не сочувствующих наморси.
На последнем собрании, по показанию Дужека и Флеровского, происходит резкий конфликт между старым и новым составом комиссаров. Новые комиссары считают преступным оглашение телеграммы, старые – преступлением не оглашение ее в массах. Сам наморси, по показаниям Блохина, показывая телеграмму Блохину, резко выразился, «что, мол, наши матросы продаваться не будут» (лист 18). То же говорил он, по показаниям Блохина, и другим комиссарам, чем добился со стороны Совета решения: 1) не исполнять телеграммы, 2) послать делегацию в Москву для выяснения положения.
Брожение в Минной дивизии, по показаниям Дужека, поднялось снова, в результате чего потребовался специальный приезд комиссии Гуркало для объяснений (лист 129).
Что Щастному удалось многого достичь в этот момент, доказывается содержанием мандата, данного делегатам съезда в Москве 24 мая, где делегация в упор извещает Морскую коллегию:
1) что флот не будет взорван без настоятельной необходимости;
2) что назначение «наград» за взрыв неприемлемо;
3) что демаркационная линия должна быть установлена, и в крайнем случае ее установит сам флот и
4) в упор спрашивает коллегию, что сказано о флоте и его судьбе в Брестском договоре (лист 31, 32, 33).
Морская коллегия дала исчерпывающий ответ.
Одновременно с этим Щастный подал рапорт о своем уходе.
25 мая он был вызван в Москву и арестован. Данные обыска дали новые уличающие материалы. Кроме уже упомянутых документов, а именно подложных документов, происхождение которых он не мог объяснить, проект о положении комиссаров флота, конспект доклада на съезде, рукописи «Бытовые затруднения», была найдена рукопись-конспект «Мотивы ухода», помеченная 25 числом и представляющая, видимо, конспект доклада в Совкомбалте, содержащая в себе определенную программу контрреволюционной агитации и, в частности, следующие пункты: