Дело лис-оборотней
Шрифт:
На лице служителя отразилось искреннее сожаление.
– Так они ж, – ответил он, откладывая газету с крестословицею, – вот только вышли. Чуть-чуть вы разминулись.
– Могу я их подождать? – спросил Богдан, постаравшись тоже изобразить на лице огорчение.
– Так вотще, – покачал головой служитель. – В начале каждой седмицы они на матеру землю плавают. На день, много – на два. А в другое время как с утра выйдут – так до самого вечера и не возвращаются.
– Что за невезение! – сказал Богдан, внутренне ликуя. – Тогда,
Если бы служитель сказал «да», Богдан честно написал бы: «Почему вы сегодня утром следили за мной?» Ничего лучше он не смог придумать, пока шел от скамейки. В конце концов, даже если отрешиться от всех второстепенных мелочей, уже само по себе поведение тангутов возле его пустыньки было несколько странным.
Но служитель ответил иначе:
– Да что мудрить. Вдруг я забуду или выйду куда… Вы сейчас идите прямо в ихний покой, положите грамотку вашу на видное место и вся недолга. У нас же тут никто не запирает.
Зная порядки странноприимных домов, именно на такой исход Богдан и рассчитывал.
– Благодарю вас, уважаемый. Будьте любезны в таком случае, сообщите мне номер их покоя.
– Двадцать семь. Второй этаж, налево. – И славный служитель, посчитав свой долг выполненным, вновь потянулся к газете.
Богдан поправил очки и пошел к лестнице.
У нужной двери он остановился и отер пот. Воздуху не хватало. И было очень муторно на душе. То, что он собирался сделать, никак не могло считаться сообразным деянием. Мало ли что ему покажется подозрительным – а вот нарушать безмятежную доверчивость богоспасаемого места и пользоваться ею в своих – даже не служебных, а просто своих! – целях было из рук вон отвратительно.
На миг у Богдана пропала вся решимость.
Но перед глазами у него, ровно наяву, проявились беспомощно и жутко оскаленные зубы замученной лисички – и более он не колебался.
Шатающиеся по дебре невесть зачем Вэймины были чрезвычайно, отчаянно подозрительны. Они вышли навстречу Богдану – прямо от мертвого тела с непонятной жестокостью искалеченного зверька, – и, хотя телесные повреждения явно были нанесены лисичке много ранее, по крайней мере вчера, – их скитания возле трупа наводили на размышления.
Богдан открыл дверь.
Только ничего не трогать руками. Это не обыск. Это я просто случайно зашел.
Чисто. Аккуратно. Прибрано и проветрено. Мебели совсем мало, только самое необходимое.
Небрежно брошенный на кресло маленький магнитофон.
Книги.
И тут сердце Богдана едва не выскочило из груди. Желваки вздулись от праведного негодования.
На подоконнике книги стояли стопами, и на самом верху одной красовалась большая, аглицкого издания книга по лисьей охоте. Они же там все на лис охотятся, вспомнил Богдан. В-варвары!!
Пожалуй, впервые в жизни Богдан вложил в это слово оскорбительный смысл.
Стараясь ни до чего не дотрагиваться, Богдан с трудом присел на корточки возле подоконника и стал просматривать корешки книг. Скажи мне, что ты читаешь, – и я скажу тебе, чего ты хочешь…
Не вспомнить сейчас, кто это сказал. Не до того.
Одна, две, три… нет, четыре книги на ханьском наречии. По изгнанию и заклинанию духов и бесов. Странно. Вэймины не производят впечатление магов-любителей.
Еще две книги о повадках лис. Натуралистические.
Одна – о приручении лис.
«Не понимаю, – подумал Богдан. – А впрочем… Охота и приручение. Это не так далеко одно от другого. Но – охота! Знание повадок – это же… приручать сподручней, но и капканы ставить – тоже сподручней!»
Не вставая с корточек, он, словно на шутейных соревнованиях в детстве, двумя смешными шажками переместился к другой стопе. Чуть не упал. В куртке было нестерпимо жарко, пот неприятно тек между лопатками, сердце начало ломить – но раздеваться, даже расстегиваться было некогда.
И тут словно вся тяжеленная стопа книг рухнула минфа на затылок. Забывшись, он даже хлопнул себя ладонью по лбу. Потом тихонько засмеялся.
Все начало вставать на свои места.
Потому что среди прочих книг на подоконнике лежал один из томов трактата «О лисьем естестве».
Как же мог Богдан забыть это!
Наверное, только из-за потрясения. Все, что угодно, он мог предположить – от живой влюбленной жены до сатанинского искушения, но…
Лисы-оборотни!
А эти отвратительные Вэймины вообразили себя не иначе как благородными рыцарями борьбы с сонмищем оборотней – и теперь беззастенчиво и жестокосердно губят эти удивительные создания! Негодяи!!
Трудно было вот так сразу поверить и признать, что здесь, на светлом острове Соловецком, православном и кармолюбивом, невесть каким Божиим попущением завелись лисы-оборотни. В голове не укладывалось. Еще и потому, верно, не подумал о такой возможности Богдан. Но зато теперь все встало на свои места.
Во всяком случае, многое…
Уже минуты, наверное, две до слуха Богдана доносился внезапно возникший далекий, смутный, шум. Поначалу он не проникал в сознание увлеченного осмотром минфа. Но постепенно крики делались все громче, и наконец под самыми окнами странноприимного дома вдруг отчаянно заголосил женский голос.
Богдан вскочил. Машинально встав так сбоку окна, чтобы его не могли увидеть, осторожно взглянул наружу. Посреди улицы, мельтеша руками, бежала, чуть не теряя сапоги, та самая пожилая, замотанная в просторный шерстяной плат преждерожденная поселянка в ватнике – и с надрывом, со слезой кричала в голос:
– Убилися! Ой, Господи ж Боже ж!! Люди! Да где же ж вы, люди? Тама все поубивалися!!
Александрия Невская,
апартаменты Багатура Лобо,
12-й день девятого месяца, вторница,
вечер и ночь.