Дело лис-оборотней
Шрифт:
– А потом я с этой повстречался… со штучкой. М-да. Ну, тут уж больше она меня в оборот взяла, пришлось лекарства пригоршнями есть. А как же, я же – буквально все для главного! И тогда как раз только-только появилось новое, совершенно замечательное снадобье, «Лисьи чары» называется. Рекомендую, молодой человек, настоятельнейшим образом рекомендую. Мне-то вы можете довериться! То есть вы себя не узнаете. Дорогонько, конечно, что правда, то правда… Но эффект просто поразительный. Просто поразительный. Даже она у меня, помнится, пару раз пощады просила… – Мандриан причмокнул. – Пережди, говорит, не могу… Зато, – подвижник помрачнел, – прям на ней меня и шандарахнуло. Я все доказать ей тщился, что не пощажу. Ну и… м-да. Как
– А может, она не виновата? Может, вы просто пилюль, извините, переели, драгоценный преждерожденный? – хмыкнул Баг. – Так бывает, наверное.
Борец с предрассудками поджал губы.
– Нет, – решительно ответил он. – И она ни в чем не виновата, и пилюли тут ни при чем. Просто жизненная сила, знаете ли, выработалась… Раз – и нету. Нету, – пробормотал Мандриан с непередаваемым сожалением. И для верности поискал глазами по одеялу. – Принимал я все по инструкции, не злоупотреблял. М-да.
– И как же вы теперь?
– А что? Руковожу по-прежнему теми, кто остался. Но, конечно, все больше по телефону, его мне Марфутка подносит… Прислужница, добрая душа. Статьи диктую, письма. «Как нам реорганизовать наш брак», «Лучше больше – так лучше», «Письмо к женам»… Не читали? Да что вы? Ну как же вы!.. Возьмите там, на столе, копии. Взяли? Ну и хорошо. Изучите внимательно. Самое важное я там подчеркнул. Вам польза будет, вы еще так молоды. М-да… Нет, быстро великие дела не делаются. Еще великий, понимаете ли, Конфуций учил: «Даже если к власти придет истинный правитель, человеколюбие сможет надежно утвердиться лишь при жизни следующего поколения»… [45]
45
«Лунь юн», XIII: 12.
«Хвала Будде! – обрадованно подумал Баг. – Сам тронул эту тему… Удачно!»
– Ну и как же у вас со следующим поколением, драгоценный преждерожденный? Есть ли кому передать факел? Наследники по крови и духу?
Впервые подвижник ответил не сразу. Некоторое время лежал с безрадостным лицом, как-то отрешенно глядя в потолок. Уголок рта у него стал нервно подергиваться.
– С этим у меня нехорошо, – тихо признался он наконец. – Не понимаю, в чем тут дело, но никто от меня не родил… даже последовательницы. Никто у меня не завелся…
На том Баг с превеликим облегчением и откланялся. А впавший в уныние борец с косностью женского мышления его не удерживал.
«Какие разные люди, – меланхолически размышлял честный человекоохранитель, неторопливо ведя свой цзипучэ сквозь мелкий нескончаемый дождь по мокрым вечерним улицам столицы. Стеклоочистители размеренно шаркали по ветровому стеклу, но там, куда они не доставали, оно было заткано плотным дымом осевшей мороси. Большинство повозок уж зажгли габариты, и яркие алые полосы прошивали сумерки, как метеоры; Баг, против обыкновения, не торопился, и его обгоняли все, кому не лень. – Да, какие разные эти братья… Может, оттого, что младший сам зарабатывает себе и своей семье на жизнь? Хотя и без того богат. Но одновременно они и очень похожи. Так увлеклись… что потеряли всякое чувство меры. Что один, что другой. Братья!»
Разговор этот, при всей его поучительности, для расследования, которое вел ныне Баг, дал крайне скудные сведения. Впрочем, как посмотреть; их можно было бы счесть и очень важными.
Во-первых, ясно, что тяжкий недуг Мандриана Ци подкрался к нему по сугубо естественным причинам. Какие-либо внешние – например, лекарство Брылястова, тут действительно ни при чем. Так жить – кто угодно в сорок лет пластом ляжет. А то и раньше.
И во-вторых, дети у Мандриана не рождались опять-таки по сугубо естественным причинам. Женщин, не желавших от Мандриана детей, можно было понять.
Но это совсем другая история. А тут – ничего.
Задумчиво покуривая очередную сигару Дэдлиба, Баг сидел в домашнем кабинете в любимом кресле перед рабочим столом, рассеянно поглядывал, как самозабвенно, свернувшись рыжим клубком, дрыхнет у включенного по случаю сырой погоды нагревателя сытый и разомлевший от пива Судья Ди, – и размышлял.
Итак, встреча с Мандрианом Ци ничего полезного не дала. Но один человек – это ведь просто один человек. Для двухмиллиардной Ордуси один человек – это… даже слова не подобрать.
Просто если этот один человек – близкий родственник, разговор уже совсем иной начинается. Но… Может, ерунда это все – что я себе в голову вбил?
Постоите, а отчего я, собственно, ограничился лишь одним родом Ци?
Ну-ка…
Баг вскочил с кресла – и, кляня себя за то, что так и не принес домой электронное издание книги, уже через полминуты снимал со стеллажа восьмой, целиком отданный указателям, том непревзойденного труда Пузатого А-цзы «О лисьем естестве». Пришлось пошелестеть страницами.
Знаменитый ученый с обстоятельностью и дотошностью, свойственными всем великим ученым девятнадцатого по христианскому счету столетия, свел воедино – как они в те времена ухитрялись обрабатывать такое количество информации без «Керуленов», Баг не мог понять и даже не пытался – все встречающиеся в традиционной литературе Цветущей Средины упоминания о благих и, наоборот, о неблагоприятных контактах людей с лисами-оборотнями. И по Пу Сун-лину, и по народным сказаниям, и по классическим романам и пьесам, и по дотанским чжигуай, «рассказам о необычайном», и по танским новеллам чуаньци, и по сборникам бицзи, и даже по скудным и смутным упоминаниям в баоцзюанях [46] … это был самый большой в мире и, по всей видимости, абсолютно исчерпывающий свод.
46
Здесь уже не только В.Рыбаков, но оба консультанта единодушно взмолились о том, чтобы никак не растолковывать в комментарии суть и признаки упомянутых жанров классической китайской литературы. Понять это невозможно – можно только запомнить. Но зачем это запоминать всуе?
Веер вариантов поведения лис-соблазнительниц по отношению к соблазненным Пузатый А-цзы со свойственной ему мудростью подразделял на две основные группы – в зависимости от отношения лисы к соблазненному. Коли лисица почему-либо испытывает к нему неприязнь (чаще всего из-за его корыстолюбия, неуважительного и чересчур потребительского отношения к той женщине, за которую он принимает лисицу, и пр.), то, не стесняясь, залюбливает мужчину до смерти, и тот, совершенно одурев от страсти и маниакально отдавая постоянной близости последние капли жизненной энергии, погибает от истощения. Коли же мужчина порядочен и добродетелен и лиса сама влюблена (это происходит, как правило, тогда, когда объектом применения ее особенных дарований является талантливый, воспитанный и благородный, но крайне бедный студент), тогда она, напротив, дарит избраннику небесное блаженство в соотношениях разумных, но вполне изрядных – мужчина с нею делается буквально неутомимым, и притом непоправимого вреда для его здоровья не происходит, либо лиса сама заботится о том, чтобы ее избранник вовремя восполнял выработанное светлое начало; в этом случае принявшая вид женщины лиса становится заботливой, верной подругой и хозяйкой, направляющей, вдохновляющей и организующей своего возлюбленного до тех пор, покуда он не встанет на ноги и сам не пойдет, куда следует.