Дело лис-оборотней

Ван Зайчик Хольм

– А я думал на вас, – сказал Богдан. – Простите и вы меня, преждерожденные Кэ-ци и Чжу-дэ.

– Сегодня такой день, – уронил отец Кип-риан, – что все просят друг у друга прощения. – Он бросил взгляд на Богдана. – Вот что вы мне скажите… кто этот ваш мальчик?

Кэ-ци попытался ответить, но слова застряли у него в горле. Комкая шапку в крепких грубых ладонях, он поднял ее и уткнулся в нее лицом. Младший не нарушал молчания.

– Виссарион Неистовых… – вымолвил старший после долгой паузы.

Александрия Невская,

Александрийское великое училище,

14-й день девятого месяца, четверица,

начало дня.

Частное расследование зашло в тупик.

Баг начал чувствовать

это еще вчера, когда в расстроенных чувствах вернулся домой, рассеянно повозился, чтобы хоть немного успокоиться, со столь же рассеянным Судьей Ди – кот довольно вяло бил лапой со спрятанными когтями по протянутой руке, будто тоже думал о чем-то своем, – а потом позвонил наконец Стасе.

Разговор вышел долгим и грустным. Стася напомнила ему, что в пятницу, послезавтра, похороны; она не просила его прийти, но дала понять, что была бы рада опереться в такой час на его руку. Баг ничего не обещал – работа могла сыграть с ним любую шутку, и загадывать на два дня вперед он всегда считал сущей нелепицей, ибо, как говаривал Богдан, каждый день сам себя кормит; но сказал, что постарается быть.

Утром он окончательно понял, что зашел в тупик. Не на уровне ощущений понял, а всем своим существом.

Не умел он вести частные расследования. Может быть, оттого, что слишком привык ощущать у себя за спиной поддержку всей мощи человекоохранительных органов великой страны; даже не мощи, что ему мощь, он сам кому хочешь мощь покажет; не мощь – авторитет. Он не умел и, что греха таить, не хотел уметь притворяться, юлить, обманывать… Он хотел чувствовать себя в своем праве. Естественность во всем, и это – правильно.

Что с того, что он выяснил ключевую роль Кипяткова? Ее можно было предположить с самого начала; это же самое вероятное: больше всего о выпускаемом в отделе жизнеусилнтельных зелий лекарстве знает начальник этого самого жкзнеусилителыюго отдела. Очевидно же. Не надо быть хитроумным Янь-цзы [53] , чтобы это предсказать, даже справки наводить незачем – ясно и так. И когда Баг вот так вот запросто себе в этом признался, его охватила такая тоска, что захотелось выпить эрготоу прямо с утра.

53

Янь-цзы или Янь-Ни (Янь Ппи-чжун) – древнекитайский философ, жил на рубеже V – VI ш. до н.э. Карлик, отличавшийся крайней язвительностью, хитроумием и умением выпутываться из сложных ситуации. Служил советником князя Ци. Широко известна история о том, как князь послал его в княжество Чу. Тамошний князь, желал унизить Янь-цзы, а заодно н представляемое им Ци, повелел прорубить в городской стене рядом с воротами низкую дверь – входи, мол, низкорослый; Янь-цзы отказался войти, заметив, что через отверстие для собак входят только те, кто отправляется послом в собачье государство. Попав же на аудиенцию к князю, на провокационный вопрос о том, что, неужели же в Ци совсем никого не осталось, раз послали коротышку, Янь-цзы невозмутимо отвечал, что мудрых людей посылают в достойные государства, а в недостойные посылают глупых, и он, Янь-цзы, самый глупый в Цц. Князь Чу устыдился.

Что толку теперь ждать возвращения Кипяткова из отпуска? Все равно у него ничего нельзя спросить. С какой стати? Он ответит: вы кто такой? Ланчжун внешней охраны? А хоть бы и шаншу, ну и что? Зачем внешней охране междусобойные секреты изготовления «Лисьих чар»? У внешней охраны есть жалобы по поводу их действия? Внешняя охрана их принимала? Что, простите, у внешней охраны проблемы с нефритовыми стеблями? Ах, дело не в этом? Тогда, быть может, внешняя охрана сама хочет наладить выпуск нашего замечательного лекарства и сбить цену? Однако интересные настали времена: Управление внешней

охраны начинает своими средствами лечить мужское бессилие! Прутняками, вероятно, смазанными нашим замечательным, прославленным зельем! Может, драгоценный ланчжун, вы для начала попробуете самые обычные прутняки? У вас получится!!

И все. Останется лишь скрипнуть зубами и поклониться, принеся сообразные извинения. И хорошо, если дом Брылястова не подаст на Управление исковую жалобицу.

Но даже если бы Багу неведомым чудом удалось убедить Алимагомедова предоставить ему хоть какие-то полномочия – хотя это абсолютно невероятно, – даже это ничего бы не дало. Потому что самое страшное и безнадежное – Баг не знает, о чем надо спрашивать Кипяткова!

Ну не о чем!

Какие, к Яньло-вану, лисы? Начитались Пу Сун-лина, понимаешь…

Психоисправительный дом по ланчжуну Лобо плачет, а ему ответственные мероприятия поручают, – вот что скажет Кипятков первому же встреченному им по выходе из кабинета Бага журналисту; и будет совершенно прав. Мы-де спасаем людей от неприятной и стыдной слабости, мы даем надежду тем, кто отчаялся иметь детей, мы обогащаем любимую Родину, справно платя огромные налоговые отчисления, – а заработавшийся ланчжунище толкует про каких-то лис да цитирует какого-то Пузатого!

Все, сказал себе Баг. Все, старина, все.

Конец.

Не получился из тебя Холэмусы [54] .

Остынь.

Покури.

Тебе надо было съездить в великое училище договориться насчет чтения спецкурса? Вот и займись. Это тебе по уму. Расскажешь молодежи, как скакать по крышам и не падать.

Настроение было – хуже некуда.

Баг ободряюще махнул рукой Судье Ди – тот тоже скучал неимоверно: долгая непогода, почти постоянное одиночество и отвратительное душевное состояние хозяина, каковое вполне разумный и весьма проницательный хвостатый преждерожденный тонко чувствовал, – и вновь поплыл на своем цзипучэ по мокрым магистралям сквозь нескончаемый мелкий дождь.

54

Так в Ордуси называют Шерлока Холмса, которого, как упоминается в «Деле незалежных дервишей», Баг глубоко чтил. Если прочесть его имя, записанное иероглифами, согласно их смыслу, получится фраза, много говорящая сердцу любого оперативника: «Пылко радовать родное учреждение».

Город утопал в жидких сумерках. У многих повозок горели фары. Под низким свинцовым небом, в сизой плотной дымке дождя, Нева-хэ по обе стороны от Теремного моста казалась черной и бездонной. Мрачная бездна. Как наша жизнь.

Баг старался ехать неторопливо и очень осторожно – это он-то, наездник столь лихой, что у еча Богдана то и дело захватывало дух…

И вот тут-то Баг опять почувствовал, насколько ему не хватает Богдана.

Казалось бы, многие, многие годы он работал до знакомства с минфа один, и с полным удовольствием работал; а вместе они провели лишь три дела, и встретились-то впервые меньше трех месяцев назад, и Богдан тогда Багу совсемнепонравился… А вот поди ж ты. Карма.

Богдан бы понял меня… Богдан бы мне поверил… и, может быть, что-нибудь присоветовал…

Баг плавно вывернул от Пусицзиньской площади по набережной влево, миновал терем Александрийского отделения Академии Ханьлиньюань и, подкатив к тротуару, остановил цзипучэ подле самого входа в величественное красное здание отделения законоведения. Он уж поставил ногу на тротуар и, собираясь выйти, приготовил зонт, как из распахнувшейся тяжелой, окованной блестящими медными накладками двери появилась группа молодых людей: они выпорхнули, весело смеясь чему-то, – хлопнула дверь – остановились, поспешно раскрывая зонтики и оживленно жестикулируя; видимо, обсуждали, кто куда идет… и…