Дело лис-оборотней
Шрифт:
– Гм… Может, Емеля хочет? – с опаской спросил Баг. Михаиле заинтересованно обернулся, но лишь топот да стукнувшая дверь были ему ответом: грохоча сапожищами и подхватывая мешки, пятерка бородатых преждерожденных с неясными воплями вынеслась вихрем прочь, на улицу.
– Нет, про рыжинку лисью не слышал, – помотал русой головой лекарь. – Первый раз слышу про такое снадобье.
Да что ж за рыжинка такая?!
Приятно отяжелевший от обильной пищи Баг вышел из «Пустынника Онуфрия» и, коротая незначительное время, оставшееся до прибытия сампана, медленно двинулся через
– Красота!
Баг живо обернулся.
Недалеко от него стоял, опираясь на перила, незаметно подошедший преждерожденный, неясного возраста: низенький, явно склонный к столь порицаемому лекарем Большковым чревоугодию – круглое лицо его лоснилось в лучах солнца, зайчики прыгали по стеклам небольших круглых очочков; маленькие, слегка заплывшие глазки с большими мешками под ними смотрели, однако ж, внимательно и цепко; преждерожденный как-то приторно улыбнулся Багу, огладил длинную, по пояс, бороду и кивнул на собор.
– Красиво, говорю.
– Да, – согласился Баг, удивляясь простоте и открытости местных жителей: в Александрии обратиться вот так запросто, без надлежащего приветствия и серьезного повода, к человеку незнакомому было немыслимо – разве что к прислужникам в харчевнях да в лавках, да и то прибавив вначале непременное «простите, что беспокою вас». Так на то они и прислужники. – Очень красиво.
– Хоть и новодел, а все равно сердце тает. – Нежданный собеседник размашисто перекрестился на ярко горевшие на солнце кресты. – Старый-то сгорел в начале восемнадцатого столетия, – пояснил он. Ткнул коротким пальцем в сторону собора. – Но стоял аккурат тут же.
Баг промолчал. Взглянул на часы.
– Из столиц к нам? – поинтересовался толстяк.
– Из Александрии, – коротко ответил Баг. «Вот ведь какой любопытный…»
– На острова?
– И не только.
– Путешествуете?
«Ну что пристал?!»
– Да.
– Могу показать сказочно красивые места, – оживился, блеснув очками, толстый. – Покажу, где ловят и заготавливают знаменитую беломорскую сельдь. У меня свой катер недалеко…
«Милостивая Гуаньинь, да это, похоже, самодеятельный местознатец, мечтающий получить с приезжих несколько лянов!»
– Нет, спасибо. – Баг повернул к берегу.
– Нигде такого больше не увидите! – устремился следом за ним толстяк. – Никто вам больше такого не покажет! – ухватил Бага за рукав.
«Экий хищник!»
В столь упорной навязчивости усталому Багу померещилось даже нечто подозрительное – словно, проведав, что Баг из самой Александрии, сей чуждый церемоний подданный загорелся идеей заполучить его во что бы то ни стало.
– Вот что, преждерожденный. – Баг решительно, одним движением высвободился. Строго, неприязненно посмотрел на приставалу. – Лов сельди меня не интересует. Всего наилучшего.
Толстый поспешно отступил.
– Ну ладно, ладно! – услышал издали Баг, ступая на гранитную набережную. – Но если что, спросите на Савватьевской дом Виссариона!
«Десять Яньло тебе повсеместно…» – гневно подумал Баг.
С трудом было проклюнувшееся приличное настроение оказалось подпорчено. Баг повернул к морскому вокзалу.
Из-за навязчивого лысого преждерожденного он немного запоздал: водометный сампан уже притерся боком к широкой ленте причала и немногочисленные прибывшие шли навстречу ланчжуну и берегу. Баг шагнул было к кассе купить билет, но тут взгляд его остановился на удивительно знакомой фигуре: фигура приближалась сбивчивой трусцой и вослед ей поспешали еще четверо – два высоких и могучих преждерожденных в монашеском одеянии и двое пониже, в знакомых, давно не попадавшихся на глаза ланчжуну степных шапках.
– Богдан!
Забыв про билет, Баг рванулся навстречу другу; в середине причала они сошлись. Богдан, не сумев сдержать бега, врезался с налету в широкую грудь ланчжуна; Баг заботливо подхватил его.
– Еч…
– Вот и ты…
– Рад тебя видеть.
– А я-то как рад…
«До чего он осунулся! Бледный, как придворная красавица! Что за мешки под глазами!» – думал Баг, вглядываясь в лицо сановника.
«Ну вот, теперь все будет хорошо… Теперь, когда он приехал…» – думал Богдан, улыбкой отвечая на взгляд.
Бежавшая следом за минфа четверка почтительно остановилась поодаль.
– Ты погано выглядишь, – разжав объятия, сообщил честный человекоохранитель Богдану, – совсем изнурил себя покаянием. Дрожишь весь и дышишь еле-еле, а ведь пробежал всего ничего. Нет, еч, вот вернешься домой, и я заставлю тебя заняться здоровьем. Душа – она, знаешь ли, в теле держится. Начнем с гимнастики, потом перейдем к копьям…
– Ладно, ладно, – согласно махнул рукой Богдан и отер обильный, несмотря на прохладу, пот со лба. – Обязательно пофехтуем. Потом, все – потом…
– Да ты посмотри, на что ты похож! Ровно явившаяся днем душа умершего! Какое «потом»…
– Баг! Баг! – остановил его минфа. – Подожди… Ты узнал о том, что я просил?
– Про Кипяткова?
– Какого Кипяткова?
– Ну ты же сам мне словесное описание послал…
– Ну?!
– Так это преждерожденный Кипятков Ким Семенович, начальник отдела жизнеусилительных средств Лекарственного дома Брылястова. У меня к нему куча вопросов. Только что он здесь-то делает? Йошка… – Баг осекся, потом хмыкнул и продолжал: – Его доверенная помощница сообщила, что Кипятков сейчас где-то на байдарках плавает.
– Так вот оно что… – На бледном лице Богдана отразилась деятельная работа мысли. – Ну конечно же! Теперь ясно. Стало быть, получается, лекарственных дел мастер Заговников убивает и калечит лис… – Он осекся и довольно немощно хлопнул себя по лбу, а потом поправил пальцем сразу соскочившие на кончик носа очки. – Господи! Да не просто лис, а – здешних лис!
– Заговников?! – Баг непонимающе уставился на Богдана. Интонация, с коей еч произнес «здешних», его просто поразила. «Что же это за лисы тут? Особо крупных размеров? Со слона, что ли?»