Дело Ливенворта (сборник)
Шрифт:
– Что ж, прекрасно, – сказал я, вставая. – Пока что обойдемся без выводов. Мне нужно проверить, верна ли моя версия, чтобы я мог судить об этом или о каком-либо ином вопросе, связанном с этим делом.
И, попросив адрес его подчиненного В на случай, если мне в расследовании понадобится помощь, я покинул мистера Грайса и направился к дому мистера Вили.
Глава 23
История очаровательной женщины
Фи-фай-фо-фам. Дух британца чую там.
Вы для меня святое небесное созданье [22] .
– Значит, вы ничего
Это сказал мой партнер, когда я попросил его объяснить, почему мистер Ливенворт так не любил англичан.
– Нет.
– Если бы слышали, вам не пришлось бы обращаться ко мне за объяснениями. Но неудивительно, что вам это неизвестно. Сомневаюсь, что найдется хотя бы полдюжины человек, которые могли бы поведать, где Хорейшо Ливенворт нашел прекрасную женщину, которая впоследствии стала его женой, а еще меньше смогли бы поведать в подробностях о событиях, которые привели к этому браку.
22
Перевод Т. Щепкиной-Куперник.
– Значит, мне необычайно повезло быть знакомым с одним из таких людей. Что же это за события, мистер Вили?
– Вряд ли вам мой рассказ поможет. В юности Хорейшо Ливенворт был весьма амбициозен и решился жениться на какой-нибудь богатой леди из Провиденса. Но, случайно попав в Англию, он встретил там молодую женщину, красота и обаяние которой поразили его настолько, что он позабыл о богачке из Провиденса, несмотря на то что жениться на леди, которая ему так приглянулась, он в ближайшее время не мог, поскольку она не только находилась в стесненных обстоятельствах, но и имела на руках ребенка, отцовство которого для ее соседей оставалось загадкой, а сама она хранила по этому поводу молчание. Но, как часто случается, любовь и восторг возобладали над житейской мудростью. Решив самостоятельно строить свое будущее, он сделал ей предложение, после чего она сразу же доказала, что достойна его внимания, пустившись в объяснения, которых он как истинный джентльмен не требовал. Ее рассказ был печален. Она оказалась американкой по рождению, ее отец был известным чикагским торговцем. Пока он был жив, она купалась в роскоши, но едва начала расцветать, отец умер. На его похоронах она и встретила мужчину, которому суждено было ее погубить. Как он попал туда, она так и не узнала, он не был другом ее отца. Достаточно того, что он был там, увидел ее, и через три недели – не пугайтесь, она была совсем еще ребенком! – они поженились. И уже через сутки после свадьбы она узнала, что для нее означало это слово. Оно означало побои. Эверетт, это не выдумки. Через двадцать четыре часа после свадьбы ее муж вернулся домой пьяным и, когда новобрачная оказалась у него на пути, сбил ее с ног. Но это только начало. Отцовское поместье продали, денег за него удалось выручить меньше, чем ожидалось, и он увез жену в Англию, где стал напиваться, чтобы издеваться над ней. Ей не исполнилось еще и шестнадцати, а она уже прошла через все круги ада, и от руки не какого-нибудь грубого, неотесанного негодяя, а элегантного, красивого, любящего роскошь джентльмена, у которого был такой утонченный вкус, что он скорее швырнул бы ее наряд в камин, чем позволил ей выйти в свет одетой не так, как ему нравилось. Она терпела до рождения ребенка, а потом сбежала. Через два дня после того, как малыш появился на свет, она встала с кровати, взяла младенца и выбежала из дома. Несколько украшений, которые она положила в карман, помогли ей продержаться и открыть собственный магазинчик. Что касается мужа, то со дня побега она его не видела и снова услышала о нем только за две недели до первой встречи с Хорейшо Ливенвортом, когда в газетах сообщили о его смерти. Она была свободна, но хоть и любила Хорейшо Ливенворта всем сердцем, выйти за него не соглашалась. Год обид и унижений привел к тому, что ей казалось, будто она навсегда запятнана и замарана. Переубедить ее он не мог, и лишь после смерти ребенка, спустя примерно месяц после его предложения, она согласилась отдать ему руку и то, что осталось от ее несчастливой жизни. Он привез ее в Нью-Йорк, окружил роскошью и нежной заботой, но рана была слишком глубока. Ровно через два года после того, как испустил дух ее ребенок, она тоже умерла. Для Хорейшо Ливенворта ее смерть стала ударом, который изменил всю его жизнь. Несмотря на то что скоро в его дом попали Мэри и Элеонора, былая беспечность к нему так и не вернулась. Деньги стали его кумиром, а желание накопить и оставить после себя состояние изменило все его взгляды на жизнь. Сохранилось лишь одно доказательство того, что он так и не забыл свою жену: мистер Ливенворт не терпел, когда в его присутствии произносили слово «англичанин».
Мистер Вили замолчал, и я встал, чтобы уйти.
– Вы помните, как выглядела миссис Ливенворт? – спросил я. – Не могли бы вы ее описать?
Моя просьба его,
– Она была очень бледна, не сказать, чтобы красавица, но очень обаятельна. Волосы каштановые, глаза серые…
– Очень широко расставленные?
Он кивнул, удивившись еще больше.
– Как вы узнали? Вы видели ее портрет?
Этот вопрос я оставил без ответа.
Спускаясь, я вспомнил о письме Фреду, сыну мистера Вили, которое лежало у меня в кармане, и, не придумав лучшего способа передать его, нежели просто оставив на столе в библиотеке, подошел к двери в эту комнату, которая находилась позади гостиных. Не услышав ответа на стук, я заглянул внутрь.
Комната не была освещена, но в камине весело играл огонь, и в неровном свете я различил присевшую около него женщину, которую с первого взгляда принял за миссис Вили. Однако, приблизившись и окликнув ее по имени, я понял свою ошибку, ибо особа, к которой я обращался, услышав мой голос, не только не ответила, но поднялась и явила моему взору фигуру столь благородных пропорций, что всякий намек на сходство с маленькой изящной супругой моего партнера исчез.
– Вижу, я ошибся. Прошу прощения, – сказал я и вышел бы из комнаты, но что-то в осанке стоявшей напротив леди удержало меня, и, посчитав, что это может быть Мэри Ливенворт, я спросил: – Мисс Ливенворт?
Благородная фигура как-то сразу поникла, грациозно поднятая голова опустилась, и на миг я усомнился в том, что мое предположение верно. Потом голова и фигура медленно воспрянули, раздался мягкий голос, я услышал «Да» и, торопливо шагнув вперед, увидел… не мисс Мэри с ее буравящим, лихорадочным взглядом и алыми дрожащими губами, а мисс Элеонору – женщину, чей мимолетный взор пленил меня с первого же мгновения, женщину, мужа которой я преследовал!
Удивление было слишком сильным – я не мог ни сдержать, ни утаить его. Медленно отступив назад, я пробормотал что-то насчет того, что принял ее за сестру, а потом, ощущая лишь одно желание – бежать от той, перед которой не осмеливался предстать в своем нынешнем настроении, я развернулся, но тут снова зазвучал ее богатый, прочувствованный голос, и я услышал:
– Вы же не покинете меня, не сказав ни слова, мистер Рэймонд, теперь, когда судьба столкнула нас? – И потом, когда я медленно двинулся вперед, она спросила: – Вы так удивились, увидев меня?
– Не знаю… Я не ожидал… – пробормотал я. – Я слышал, что вы больны и никуда не выходите, что не хотите встречаться с друзьями…
– Я болела, – ответила она. – Но мне уже лучше. Я пришла сюда, чтобы провести ночь с миссис Вили, потому что больше не могу видеть четыре стены своей комнаты.
Произнесено это было безо всякой печали, а скорее так, словно она оправдывалась за то, что находилась здесь.
– Я рад, что вы на это решились, – сказал я. – Вам стоило бы сразу сюда прийти. Тот унылый, одинокий пансион не место для вас, мисс Ливенворт. Нам всем горько осознавать, что вы превратили себя в затворницу.
– Я не хочу никого огорчать, – ответила она. – Мне лучше быть там, где я есть. И я не совсем одна. Там есть ребенок, невинные глазки которой не видят во мне ничего, кроме невинности. Она помогает мне не впасть в отчаяние. Пусть мои друзья не волнуются, я выдержу. – И добавила чуть тише: – Лишь одно не дает мне покоя. Я не знаю, что происходит дома. Печаль я могу выдержать, но неизвестность убивает меня. Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь о Мэри и о доме? Миссис Вили я не могу просить, она добра душой, но не знает по-настоящему ни меня, ни Мэри, к тому же ей не известно о нашей размолвке. Она считает меня своевольной и винит за то, что я бросила сестру в беде. Но вы же знаете, я не могла иначе. Вы знаете… – Голос ее задрожал, она не договорила.
– Многого я вам не расскажу, – поспешил ответить я, – но все, что мне известно, я готов изложить. Вы хотели узнать что-то конкретное?
– Да. Как Мэри? Здорова ли она и… и не волнуется ли?
– Ваша сестра в полном здравии, – заверил ее я, – но, боюсь, не могу сказать, что она не волнуется. Она очень беспокоится о вас.
– Вы часто с ней видитесь?
– Я помогаю мистеру Харвеллу готовить книгу вашего дяди для публикации и обязан постоянно находиться там.
– Книгу дяди!
Слова эти были произнесены слабым от страха голосом.
– Да, мисс Ливенворт. Было решено, что ее стоит донести до читателя, и…
– Мэри предложила вам эту работу?
– Да.
Казалось, ужас все не покидал ее.
– Как она могла? О, как она могла?
– Она считает, что выполняет желание дяди. Она очень хочет, чтобы книга вышла к июлю.
– Не упоминайте об этом! – прервала меня мисс Элеонора. – Я такого не вынесу. – Потом, как будто решив, что подобная резкость ранила мои чувства, чуть более спокойным голосом добавила: – Впрочем, я не знаю никого, кто подошел бы для этого задания лучше, чем вы. С вами это будет книга, достойная уважения… О, я бы не выдержала, если бы к ней прикоснулся посторонний человек.