Дело медведя-оборотня
Шрифт:
– Оставьте это, – выдавил наконец сыщик. – Я пришел сюда из-за служебного расследования…
– Ох-ох… – Бекасский покачал головой, словно сокрушаясь упрямству неразумного ребенка. – Как же вы все не возьмете в толк. Вы отстранены. Никакими «служебными расследованиями» вы больше заниматься не вправе. Давайте лучше выпьем, закусим, вспомним былые деньки… Угощайтесь!
Муромцев прошел через зал, украшенный роскошно, но с некоторой аляповатостью, встал перед Бекасским, вальяжно разместившимся на тахте, и, отодвинув в сторону объедки ужина, бухнул на столик папку бумаг.
– Потрудитесь объяснить пару неувязок, которые обнаружились в вашем расследовании.
–
– Как бы вам самому там не оказаться. Иван Дмитриевич в курсе вашего подлога, и у него еще остались друзья. Так что братьев Хольшевых вскоре будут допрашивать повторно, с большим усердием, поручим Ларсену, он в этом немалый мастак. Вскроется правда, и тогда вам конец.
– Ха-ха! Да вы хоть понимаете, с кем связались? Шайка простаков! Вы соображаете еще хуже, чем ваша полоумная женушка!
Муромцев посмотрел на чиновника сверху вниз, чувствуя, как закипает внутри холодная ярость.
– Вы правы в одном. Я действительно отстранен от следствия и арестовать вас не имею права. Поэтому я заявляю, что вы – негодяй и подлец! – Перчатка, снятая с руки, с сочным звуком шлепнула ошеломленного Бекасского по лицу. – Я вызываю вас на дуэль! Немедленно, здесь и сейчас! Вы вправе выбирать оружие!
Бекасский вскочил с тахты, словно подброшенный пружиной, улыбка судорожно застыла на лице, превратив его в подобие маски. Потом одним движением он сбросил шлафрок, оставшись в темном трико, и подошел к стене зала, где висела небольшая коллекция оружия, в основном наградного и парадного. На секунду он замер в задумчивости, прикидывая.
– Конечно, лучше всего было бы пристрелить вас как бешеную собаку, которой вы и являетесь, но для пистолетов тут, пожалуй, тесновато. А вот зарубить вас полицейской шашкой было бы весьма иронично, держите!
Муромцев поймал за рукоять брошенное ему оружие. Отличная шашка кавказского образца, не слишком длинная, не слишком тяжелая, хорошо сидит в руке. Он повернулся к врагу лицом и хотел было сказать ему «Защищайтесь!», но слова застряли в горле, потому что Бекасский уже кинулся на него с диким воплем, метя острием прямо в глаза. С трудом увернувшись, Муромцев выскочил на свободное пространство в центре зала и принялся теснить юркого противника. Бекасский оказался ловким фехтовальщиком, быстрым и техничным, но на стороне Муромцева было преимущество в силе и три самых простых движения шашкой, заученные в полицейской школе, и это давало свои плоды – сыщик постепенно прижимал соперника в угол, осыпая его яростными ударами. Вот он под звон хрусталя лягнул надоедливый столик, махнул шашкой по широкой дуге, срезав свечи с тяжелого бронзового канделябра. В зале стало заметно темнее и сильно запахло пряностями из разлитого глинтвейна. Бекасский отступал, с напряжением отражая тяжелые удары, наконец он сделал неловкий выпад и, оступившись, завалился на спину закрываясь клинком, на его лице мелькнул ужас.
– Вставайте, вставайте! – переводя дыхание, пригласил его Муромцев. – Если бы я хотел вас просто зарезать, то не вызывал бы на дуэль.
Его противник осклабился в ответ, сделал вид, что собирается встать, но вместо этого неожиданно метнулся вперед и полоснул Муромцева по ноге. Сыщик с проклятьем отступил
– Личина! – Муромцев с отвращением отшвырнул находку. – Вот как выходит! Маска венецианского сановника, а вовсе не берестяное рыло простолюдина! Так это вы все устроили от начала до конца! И на Ксению вы напали, чтобы убрать с дороги меня и Будылина! Убивали людей ради своих интриг! Да вы настоящее чудовище!
– Ну зачем же вы, Роман Мирославович, право слово. Когда я был так прост? – Бекасский бесшумно вышел из дверей кабинета, держа руку за спиной, словно приготовил гостю некий приятный сюрприз. – Первую девчонку действительно убили братья Хольшевы, не из-за ревности, конечно, это все чушь. Из-за сережек. – Он хохотнул. – Сережки у нее были действительно дорогие, с изумрудами. А дальше… дальше я решил сымпровизировать. Скажем так, у них появился очень талантливый подражатель.
– Ну что же, значит, пришла пора положить конец этому затянувшемуся маскараду! – Муромцев шарил по полу в поисках шашки. – Готовьтесь защищаться! И где ваше оружие?
– Погодите, погодите! Вы ведь не разгадали мою загадку про звезду! А разгадка у меня здесь! – Он выхватил из-за спины страшное орудие, необычный кистень, рукоять с цепочкой, к которой был приделан тяжелый шипастый шар, блестящий и сверкающий в неровном свете свечей. – Вот, простите меня за каламбур, звезда моей оружейной коллекции! Не люблю, когда много крови, а вы и так порядком испачкали мне ковер!
«Моргенштерн, утренняя звезда! Она блестит как…» – успел подумать Муромцев, прежде чем оружие обрушилось на его голову.
Барабанов, совершенно ошалевший от рассказанной истории и без успокаивающих его папирос, все чаще вскакивал, поправлял по многу раз простыни и подушки, открывал и закрывал окно и к концу рассказа отца Глеба, не находя себе других занятий, уже просто расхаживал от стены к стене.
– Вот снова вы на самом интересном месте останавливаетесь! – посетовал он товарищу. – Вы, часом, раньше в журнале не работали? Не тяните! Что стало с Романом Мирославовичем? А с Ксенией? И главное, куда подевался Бекасский?
Отец Глеб выдержал долгую театральную паузу, открыл было рот, но голос раздался из совершенно другого конца палаты:
– Слишком много вопросов, Нестор. Я же учил вас – сначала выслушайте ответ, потом задавайте следующий.
– Оооо! Роман Мирославович! Наконец-то! Нет-нет, не надо садиться, доктор не велел! Вот, выпейте воды…
Барабанов первым делом порадовался возвращению друга и уже потом со всей учтивостью выспросил у него папиросу. Когда он облегченно закурил, Муромцев закончил рассказ за отца Глеба: