Дело незалежных дервишей
Шрифт:
— Я самый, драг еч Бог… дан, — улыбнулся Баг.
— Рад приветствовать, — проговорил Оуянцев, уже не обижаясь и даже вовсе не реагируя на вечную обмолвку Бага, по неискоренимой своей привычке так и норовившего сократить имя Богдана до святотатственного размера, а потом начал сообразно: — Осмелюсь спросить, как поживает твой друг, хвостатый преждерожденный? Не испытывает ли он в чем-либо утеснений в связи с твоей занятостью?
— Судья Ди остается в добром здравии, — ответил Баг. Он рад был слышать коллегу, и все же в данный момент предпочел бы, чтобы его не беспокоили. — Ест за двоих. В ответ позволю себе осведомиться, как здоровье твоей дражайшей старшей супруги?
— Фира на радость всем уже вполне оправилась после родов, — с готовностью ответствовал
Возникла пауза.
Баг в очередной раз огляделся. Народу кругом было хоть пруд пруди, но ни одной особы женского пола, о которой можно было бы, вздрогнув, подумать: «Вот – Зухра!», в поле зрения не наблюдалось.
— Я позвонил не вовремя, драг еч? — осторожно осведомился Богдан.
— Почему ты так решил? — стараясь сосредоточиться на разговоре, спросил Баг.
— Потому что ты не спросил, как себя чувствует наша ненаглядная малышка.
Вот тут Баг и впрямь вздрогнул. Допустить подобную бестактность – это не лезло уже ни в какие врата. Даже в необъятные Врата Небесного Спокойствия Тяньаньмэнь столичного Ханбалыка. За такое и разжаловать в младшие деятельники не грех.
— Прости, дружище, — покаянно проговорил Баг. — Такая ночь…
— О да, ночь нежна! — сразу приходя другу на помощь, подхватил Богдан. — Недаром еще Учитель сказал: «Прелесть тихой безлунной ночи уравнивает даже кошек, делая всех их изысканно серыми». Поистине, это великое речение, — высокоученый минфа с ходу вскочил на любимого конька. — В нем Учитель сформулировал основы и главные условия всечеловеческого равенства и даже, пожалуй, того, что у варваров именуется демократией… Впрочем, я не об этом, — спохватился он. — Мы с Жанной отправляемся к Ябан-аге, я давно обещал ей показать это безупречное со всех точек зрения заведение. Между прочим, мы рассчитываем застать там тебя.
— Увы, драг еч! Сегодня вы меня там не застанете.
— Неужели твой табурет нынче пуст? И какое же заведение, драг еч, ты осчастливил своим пребыванием?
— Я во Дворце Баоцзы. Каждый год в это время я бываю тут.
— Но сегодня ведь открытие, должно быть, народу – не протолкнуться. А, так ты хитрый, ты заказал столик заранее, я это чувствую. Ладно! Тогда мы придвинем к твоему столику два наших табурета!
— Быть может, завтра, еч Богдан. Сегодня я не один. Уж извини.
— А… — Богдан некоторое время молчал. — Понимаю, понимаю! — В голосе его послышались радостные, можно даже сказать – одобрительные нотки. Потерпев неудачу в попытках сосватать Багу подругу одной из своих жен, Богдан, похоже, вдвойне обрадовался, что его единочаятель наконец самостоятельно занялся немаловажным для мужчины делом. — Ну что же, тогда наше появление и впрямь будет не совсем сообразно.
В это время Баг краем глаза уловил какое-то движение, поднял глаза и обнаружил у своего столика только что появившуюся преждерожденную. Юных лет, моложе Бага, она была облачена в пурпурный халат с яшмовыми застежками на плече; короткие черные волосы как шлем охватывали ее ладную головку, а на лице, выбеленном по ханбалыкскому обычаю, царили черные узкие, изогнутые как сабли брови и невероятной глубины темные, теплые и слегка раскосые глаза с хитрой искоркой; нижнюю часть лица прикрывал веер, но было понятно, что девушка улыбается.
Баг вскочил.
— Извини, драг еч, — буркнул он в трубку, — извини, но ко мне пришли… — И отключился.
Несколько мгновений Баг и девушка смотрели друг на друга.
Потом она отвела руку с веером.
— Чжучи? — Белые зубы мелькнули меж пухлых губ.
Под именем «Чжучи» Баг путешествовал в сети.
— Э-э-э… Да, — вымолвил Баг, пряча руку с трубкой за спину. — Это я. То есть… Нет.
— Как – нет? — подняла брови девушка. Сквозь белила проступил румянец.
— Ну – то есть да, я Чжучи, но это не мое имя. Думаю, так же как и ваше – не Зухра. Ведь так, драгоценная преждерожденная? — Баг наконец пристроил трубку в рукаве. — Не изволите ли присесть?
Девушка изволила и грациозно расположилась напротив Бага.
— Ну
— Анастасия… Стася… — Баг пробовал имя на вкус, перекатывал его во рту; имя ему нравилось. — А я – Багатур Лобо. Друзья называют меня Баг. Просто Баг. Что же касается этимологии моей фамилии, то она, говоря по совести, мне не известна.
— Какое славное имя. Вы позволите и мне называть вас просто Баг?
— О конечно же! — улыбнулся достойный человекоохранитель. — Конечно. Если вы разрешите мне называть вас просто Стася. Мы ведь уже целую седмицу как друзья?
Стася снова спрятала улыбку под веером и согласно кивнула. А потом задумчиво нахмурила лобик.
— На ханьском наречии «Лобо» можно понять как «Опадающая белизна»… Очень поэтично, Баг. Очень. Мне нравится ваша фамилия. — Куда менее поэтичная ассоциация с обыкновенной редькой если и пришла Стасе на ум, то осталась неизреченной [4] .
4
Китайский язык, или, как называет его Х. ван Зайчик, ханьское наречие, пожалуй, более всех других языков нашей планеты приспособлен для того, что называется игрой слов. Грубо говоря, в нем насчитывается порядка семидесяти тысяч иероглифов (считая разнописи, древние формы и т. д.) и при том всего лишь чуть более четырехсот их чтений. Разделив одно число на другое, получим количество иероглифов, которые в устной речи произносятся почти одинаково, различаясь подчас лишь в тональности, в которой их произносят. Значения же их совершенно различны. То, что русскими буквами можно передать как «лобо», по-китайски может быть записанно множеством различных иероглифов. Овощ, известный в России как «редька», по-китайски называется, и это звучит «лобо». Иероглифы, которые можно перевести как «опадающая белизна», выглядит как, и тоже читаются «лобо». Легко понять утонченную Анастасию Гуан, которая, чем сидеть с Редькиным, предпочла, не имея перед глазами иероглифического написания его фамилии, мысленно подобрать для неё те иероглифы, смысл которых отвечал бы запросом её утонченной натуры. То, что эта незаурядная девушка сразу начала видеть нашего героя сквозь розовые очки и интерпретировать все, связанное с ним, максимально возвышенным образом, — верный признак полной сообразности возникающих на наших глазах отношений.
— Спасибо, Стася, — Баг в волнении нашарил на столе кружку и сделал изрядный глоток, но тут же спохватился. — Ох! Что же это я? — Обернулся к залу, высматривая прислужницу, и призывно поднял руку. — Что вы будете пить? Может, пиво?
И тут его взгляд, рыскающий в поисках белого халата, натолкнулся на смутно знакомое лицо.
За два столика от них.
Недалеко от лестницы.
Четверо.
Один – тот, что сидит боком, в профиль… что-то с ним связано, где-то Баг его видел…
Где?
Ладно. В конце концов, вспоминать лица из ориентировок – это каждодневная работа, а вот беседовать с девушкой, которая, если буде то окажется угодно Будде, поможет если и не забыть принцессу Чжу, то хотя бы научиться вспоминать ее без печали – это впервые. Лица могут подождать.
— Что изволят вкусить драгоценные преждерожденные? — рядом со столиком возникла давешняя прислужница и подала Стасе и Багу по книжице перечня блюд и напитков: на твердых обложках красовалось шутливое изображение святого благоверного князя Александра, основателя города, который в полном боевом облачении, не слезая с коня, уплетал громадные баоцзы из блюда размером, пожалуй, с купель вроде тех, в коих православные крестят младенцев; на заднем же плане ряды тевтонских рыцарей, не вкусившие баоцзы вовремя, закономерно тонули в Чудском озере.