Дело о Черном Удильщике
Шрифт:
— Выкладывай, — отрезал он.
— Койкан, мне очень жаль, — снимая с шеи стетоскоп, тихо произнес Сибас, — но, если не отнести девочку в заводь, завтра она задохнётся.
Удильщик вскочил с кресла и за три больших шага преодолел разделявшее их расстояние.
— Думай, что говоришь! — злобно прошипел Лаврак, хватая Сибаса за грудки. — Я не допущу, чтобы моя дочь гнила в нечистотах!
Он чертыхнулся и, отпустив брата, отвернулся от него.
— Значит, ты сделаешь это снова, — вздохнул врач, накидывая на плечи пальто.
Он направился к выходу и, задержавшись в дверях, сочувственно
— Макрурус, поезжай в Пучину на улицу Гребенчатого Тритона в Дом прощания. К вечеру привези сосуд перелома. Не беспокойся, я уже давно обо всем договорился.
Сибас плотно прикрыл за собой дверь, но в щель успели проскользнуть последние слова, которые Койкан произнес в трубку:
— Опоздаешь — убью.
Черный Удильщик заглянул в комнату дочери и, увидев, что та не спит, зашел и присел на край кровати. Мария была бледна, она сильно похудела за последние дни, губы ее потрескались, а глаза, прежде ясные, сильно помутнели. Отец поправил золотые волосы девочки, которые лезли ей в лицо. Внимательно оглядев отца, Мария вдруг попросила:
— Знаю, что ты не любишь вспоминать, но расскажи, какой была мама? Я почти не помню ее.
— Она была красивой, — начал Койкан, помогая дочери приподняться. — Такой же, как ты.
— Нет, папа, я хочу знать, каким человеком она была?
Койкан посмотрел в бесцветные глаза дочери и отвернулся:
— Она была упрямой, своенравной и никогда меня не слушала.
— Но ты все равно любил ее, правда? — Мария закашлялась и, восстановив дыхание, добавила: — Как в той сказке о влюбленных.
Черный Удильщик поднял голову и внимательно посмотрел на свою двенадцатилетнюю дочь. Кажется, в этот момент он понял, почему девочка так любила эту историю. Мария знала, что никогда не влюбится, не выйдет замуж и не познает многогранной прелести жизни — все это отбирала у нее болезнь. Но история, написанная на страницах старой книги, позволяла слегка коснуться желаемого будущего и дарила слабую надежду на чудо.
— Я любил ее гораздо сильнее, чем герои этой глупой истории, — улыбнулся Черный Удильщик.
— Ничего она не глупая, — возразила девочка, и глаза ее начали закрываться от усталости.
Койкан поцеловал дочь в щеку и прошептал:
— Сегодня ты почувствуешь себя немного лучше, милая, обещаю.
Он поправил подушки, уложив девочку так, чтобы ей было удобно, и вышел из комнаты.
Утонув в мягком кресле, Лаврак погрузился в воспоминания. Они заклубились вокруг, и он, отгоняя туман, размахивал руками, пытаясь отыскать дорогу в реальность. Неожиданно из серого облака вынырнуло красивое женское лицо, и Лаврак замер, узнавая раскосые глаза и золотые вьющиеся волосы.
— Анна, — одними губами произнес Черный Удильщик и взял жену за руку. Ладонь была живой и теплой.
Женщина в простой ночной сорочке развернулась и повела мужчину за собой. Память моментально обнажила то, что Койкан отчаянно хотел бы забыть. В следующую секунду видимый свет померк и темнота, разливаясь, утопила пространство, оставив вдалеке лишь два движущихся силуэта. Образ
— Койкан, прошу тебя, не надо! Я хочу остаться собой!
Она цеплялась за руки своего мужа, а он с силой надавливал на хрупкие плечи, пытаясь погрузить Анну в воду. На его лице не было ни капли сострадания — только решимость.
— Ты не можешь так поступить со мной! — в исступлении кричал Лаврак, топя женщину в прозрачном сосуде. — Я смогу все исправить! Почему ты не веришь мне?!
Золотые пряди, мелькнув, скрылись под водой. Черный Удильщик минуту удерживал жену, которая яростно сопротивлялась, царапая его руки. Вскоре ее хватка ослабла и на поверхность вырвалось несколько пузырей воздуха. Всюду была разлита вода, волосы мужчины прилипли ко лбу. Лаврак тяжело дышал. Отпустив женщину, он вынул дрожащие руки из емкости и глянул сквозь боковую стенку: Анна, широко раскрыв рот, покачивалась внутри. Ее безжизненные глаза были устремлены вверх.
— Нет, нет, нет, — повторял Койкан, водя руками по стеклу. — Пожалуйста, милая!
Вдруг жабры на шее женщины разомкнулись, и она протяжно заверещала, повернув голову к Черному Удильщику…
Лаврак очнулся и, резко взмахнув руками, сшиб телефонный аппарат с рядом стоящего столика. Тот звякнул, с грохотом упал на пол, трубка кувыркнулась, и комнату заполнил звук нескончаемого протяжного гудка. В дверь постучали, и Койкан, вытирая лицо от пота, произнес:
— Входите.
Осторожно открыв дверь, в гостиную зашел Макрурус.
— Сосуд перелома доставлен, господин. — И, замявшись, прибавил: — Надеюсь, я не опоздал?
Удильщик глянул в окно и увидел, что на город опустились густые сумерки. Проигнорировав глупый вопрос, мужчина отдал распоряжение:
— Несите туда. — И указал на соседнюю дверь рядом с комнатой дочери. — Живее!
— Папочка, что там за шум? — спросила Мария, увидев в проеме отца.
Койкан подошел, откинул одеяло и молча взял девочку на руки. Дочь была легкой, словно морская пена. Она не задала вопросов, и Лаврак прочитал во взгляде смиренное понимание, присущее только взрослым. Аппель распахнул перед начальником дверь в соседнюю комнату и тяжело вздохнул, привалившись к стене.
— Вон отсюда, идиот! — рявкнул на него Удильщик, и громила поспешил удалиться, что-то обиженно бубня себе под нос.
— Не бойся, милая, — успокоил отец, погружая девочку в прозрачный сосуд, наполненный теплой водой, — это ненадолго.
Белая сорочка вмиг пропиталась влагой и потемнела, прилипая к худому телу. Девочка вцепилась в шею отца, не желая отпускать ее.
— Я боюсь, — прошептала Мария, и по бледным щекам потекли слезы. — Папа, я не хочу умирать.
Черный Удильщик на секунду застыл, поджал губы и пообещал: