Дело о мирных переговорах
Шрифт:
Для начала Марк решил допросить Филиппа Реми. Едва его привели в камеру для допросов, он велел палачам снять с него всю одежду и осмотреть его тело с целью обнаружения шрамов и меток, которые могли бы дать какую-либо информацию о его подлинной личности. Выполнив его приказ, палачи нашли на бедре пленника большое клеймо в виде цветка с пятью лепестками, которое больше напоминало лошадиное тавро, а также другое — в виде перечёркнутого круга на плече. Осмотрев эти отметины, Марк удовлетворённо кивнул.
— Что ж, это многое объясняет, — произнёс он, глядя на Реми. — Судя по всему, ты участвовал в войне и попал в плен к алкорцам, при этом, чтоб спасти свою жизнь и выговорить для себя более комфортные условия содержания, ты согласился служить врагу. Многие алкорские бароны с юга, принимая на службу таких изменников, ставят у них на телах свои клейма в качестве
— Что сказать, если вы уже всё знаете? — хмуро спросил Филипп. — Что б я не сказал, вы уверены в своей правоте.
— Меня не интересуют твои мотивы и оправдания, — покачал головой Марк. — Я хочу знать, кто послал тебя сюда, с какой целью, что тебя связывало с графом де Краоном и леди Англад и что произошло в ночь, когда умер сэр Барлод?
— Я нанялся в услужение к сэру Барлоду за пару дней до его отъезда из луара. Его привлекло то, что я хорошо знаю местный язык и бывал в Сен-Марко. Я просто служил ему и по приезде относил его письма в трактир «Белый мак», а после забирал ответы и передавал ему. Графа де Краона я не знаю, а у леди Англад искал защиты после смерти хозяина, потому что она была его другом. Тем вечером, когда сэр Барлод ушёл из дома Беренгара, он отправил меня с запиской к посланнику Фромену. Каюсь, я завернул в кабак и пил там какое-то время, потому принёс записку поздновато, а потом забрался в чей-то сад и отсыпался там до утра. Когда я вернулся утром в гостиницу, оказалось, что мой хозяин умер. Я испугался и пошёл к леди Англад с просьбой спрятать меня.
— Чего ж ты боялся?
— Я боялся, что хозяина убил Беренгар и, чтоб снять с себя подозрение, он обвинит в этом меня.
— В тот вечер, прежде чем пойти к посланнику, ты заходил к леди Англад?
— Нет, зачем мне?
— Тогда ответь, откуда ты знаешь эту женщину, если всего лишь носил в трактир и забирал оттуда письма? Как ты узнал, где она живёт и что она друг твоего хозяина? И как она узнала о том, что сэр Барлод поссорился с контарреном и перебрался от него в гостиницу «Белый мак»? Молчишь? Что ж, у меня есть время на то, чтоб добиться от тебя более искренних ответов.
Барон де Сегюр кивнул палачам, а сам прошёл к своему столу и сел в кресло, всем своим видом демонстрируя готовность раз за разом задавать интересующие его вопросы.
Реми сдался не сразу. У палачей ушёл почти день на то, чтоб развязать ему язык. Марк несколько раз уходил, оставляя его наедине с ними, а потом возвращался и спрашивал, не возникло ли у него желание сказать правду. За время этих отлучек он выяснил, что клеймом в виде цветка с пятью лепестками метил своих лошадей алкорский барон Ламброн. Тайной полиции короля он был известен как участник партии войны при дворе альдора. Он был не из тех, кто жаждет нажиться на войне, но считал, что истинная доблесть рыцаря может быть проявлена лишь на поле боя, а истинное величие луара состоит в окончательной победе над всеми врагами, включая Сен-Марко. Как пояснил Марку барон де Грамон, согласно последним донесениям агентуры, Ламброн неоднократно вступал в спор с энфером, доказывая недопустимость мира с извечным врагом, так что, в конце концов, вынудил альдора мягко удалить его от двора. Теперь воинственный барон прочно сидел в своём поместье, разводил своих знаменитых лошадей, способных целый день нести в седле рыцаря в полном вооружении, и потихоньку за спиной у своего повелителя строил козни, мечтая однажды снова блеснуть своими воинскими талантами в жестоком бою с рыцарями Сен-Марко.
К вечеру Реми, наконец, сознался, что последние годы служил конюхом в поместье барона Ламброна, но недавно тот велел ему поступить в услужение к сэру Барлоду, направлявшемуся в Сен-Марко. Там Реми должен был наблюдать за хозяином, а также за Беренгаром и его спутниками с тем, чтоб найти возможность опорочить контаррена в глазах альдора и сорвать переговоры. Сразу по прибытии в город он должен
Реми стал свидетелем ссоры контаррена с его хозяином и, едва проводив его в гостиницу «Белый мак» и получив от него письмо посланнику, он помчался к леди Англад. Та велела ему отнести письмо барону Фромену поздно ночью и убедить его, что это не срочно, а после вернуться в дом де Краона и ждать, что он и сделал.
— Она сказала, что собирается сделать? — спросил барон измученного пленника. — Что-то, что говорило бы о том, что она собирается его убить?
— С чего ей откровенничать со мной? — проворчал тот. — Она лишь отдавала приказы. Но даже если б она сказала мне, я не стал бы вмешиваться. Этот заносчивый дурак Барлод обходился со мной ещё хуже, чем Ламброн. Для всех этих алкорцев мы — варвары, не достойные жить свободно. Мы должны прислуживать им и сидеть смирно, пока они будут царствовать на этой земле.
— Кто ж убедил их в этом, как не те, кто, и правда, прислуживает им, чтоб спасти свою шкуру? — спросил Марк. — Как обходиться с тем, кто ведёт себя как раб? Только как с рабом!
— Вы сами-то были в плену? — хмуро взглянув на него, спросил Реми.
— Приходилось, и на моём теле есть шрамы от кнута и кандалов, но нет рабского клейма. Уведите его! — велел тюремщикам Марк, показав, что после получения нужных сведений утратил к нему всякий интерес.
Допрашивать остальных было уже поздно, и он решил отложить это на следующий день. Уже придя домой, он вдруг обнаружил в своём кабинете два полных термоса с целительным отваром и с удивлением понял, что прошедший день провёл, даже ни разу не вспомнив о своей опустевшей фляжке и не заметив такой уж сильной усталости. Он воспринял это как добрый знак и, поужинав, отправился спать.
Следующие дни он допрашивал Мишеля Аркура. Тот держался стойко, с ненавистью глядя на своего мучителя и отвечая оскорблениями на любой вопрос. Им руководила та самая восторженная мечта о северном королевстве, в котором его родные будут высшими сановниками, а их враги низведены до уровня прислуги или изгнаны за пределы нового государства. Вскоре стало понятно, что эти идеи он почерпнул из переписки, а потом и личных бесед с леди Англад. Не граф де Краон, а именно она была для него духовным вождём, и именно ею он восхищался как истинным воплощением святой Лурдес. Это странное смешение мальчишеской влюблённости в прекрасную даму и восторженного преклонения перед героической воительницей помогало ему сносить все пытки и с гневом отвергать саму вероятность предать её.
— Я могу умереть, но наши друзья и сподвижники отомстят за меня и построят новое королевство на ваших костях! — заявил он в какой-то момент. — И наши имена напишут на знамёнах, под которыми пойдут в бой новые герои! Нас будут прославлять, как мучеников, отдавших жизни за свободу северного королевства.
— Свободу от кого? — спросил Марк. — О чём ты говоришь? Кто стесняет вашу свободу? Разве на ваших землях есть наши войска или гарнизоны? Вы платите нам дань? Мы уводим в плен ваших женщин и детей? Нет, вы сами всё это делаете друг с другом. Ты всего лишь мечтаешь о том, чтоб самому командовать другими, безнаказанно грабить и убивать, увозить в свои замки понравившихся девиц, вырывать из рук других всё, что тебе захотелось сделать своим. Какой ты мученик? О чём ты? Весь Сен-Марко говорит о том, что ты всего лишь жалкий комедиант, разыгрывавший для развлечения бездельников скабрёзные сценки! Ты даже не рыцарь в глазах толпы, ты жалкий и подлый шут, который был любовником распутной авантюристки, а потом зарезал её во время любовного свидания. И тебе ведь даже нечего возразить, потому что всё это правда. Ты переоделся в другого человека, надел парик и обзавёлся дешёвой подделкой драгоценного базеларда, и всё лишь для того, чтоб опорочить имя благородного рыцаря, который, не став мучеником, всё же запечатлел своё имя на знамёнах нашего древнего королевства. Твоя жалкая ложь рассыпалась, обнажив всю неприглядность твоих мелких козней. Ты клянёшься в любви леди Англад, а сам развлекал в постели госпожу Меридор. Какое самопожертвование во имя будущего северного королевства! Впрочем, всё ваше королевство — не более чем шутовство и интриганство. Ты умрёшь на плахе под улюлюканье толпы, и тебя запомнят именно таким, бездарным комедиантом, который убил свою любовницу.