Дело о молчаливом партнере
Шрифт:
Взяв Мейсона за руку, Уиллмонт подвел его к столику, за которым сидела медсестра, и сказал хорошо поставленным голосом, обращаясь к ней:
– Ни один посетитель не должен быть допущен к мисс Дилмейер, прежде чем с ней побеседуют люди из полиции. А полиция будет говорить с ней только тогда, когда я дам на это свое разрешение.
– Хорошо, доктор, я все поняла, – кивнула женщина.
Доктор Уиллмонт повернулся к Мейсону:
– Сожалею, мистер Мейсон, но сами понимаете…
– Благодарю вас, доктор, – отозвался Мейсон. – Мне
Уиллмонт решительно покачал головой:
– Мне нечего вам сказать на этот счет, сэр. В этом деле я выступаю только как врач. Как только она будет в состоянии принимать посетителей, я немедленно извещу об этом полицию. И тогда, если, конечно, ее здоровье снова не окажется под угрозой, я уже не смогу решать, кто и когда должен с ней встречаться. Данный вопрос будет находиться в ведении властей. До свидания, мистер Мейсон.
– До свидания, доктор, – попрощался Мейсон, поворачиваясь и делая вид, будто собирается уходить.
Доктор Уиллмонт стремительной пружинящей походкой направился к лифту. Мейсон же покорно зашагал к выходу, завернул по пути в телефонную будку, подождал, когда медсестра за столиком отвернется, после чего пробрался к лифту, поднялся на третий этаж и разыскал палату Эстер Дилмейер. Не сбавляя шагу, он прошел мимо и дождался в коридоре, пока наконец не увидел, как из палаты вышла медсестра с карточкой, укрепленной на планшете. Выждав некоторое время, он вернулся обратно и вошел в палату.
Эстер Дилмейер сидела на кровати, осторожно потягивая горячий кофе. Она подняла на него глаза и сказала:
– Привет.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Мейсон, подходя поближе и присаживаясь на краешек кровати.
– Пока еще сама не знаю. А вы кто?
– Мое имя Мейсон.
– Перри Мейсон?
– Да.
– Значит, теперь я ваша должница. Ведь вы спасли мне жизнь.
– Я сделал все, что было в моих силах, – скромно сказал Мейсон.
– Наверное, разыскать меня было непросто?
– Да уж, пожалуй.
– Какой кайф! Кофе просто замечательный. У меня сейчас такое чувство, как будто я спала целую вечность.
– У вас есть какие-либо соображения насчет того, кто мог послать вам эти конфеты? – спросил Мейсон.
Она замялась.
– Смелее, – подбодрил ее Мейсон.
– Ну, я подумала, что… ну, то есть вообще-то я никого не обвиняю, но…
– Продолжайте.
– Ну, короче говоря, я познакомилась с одной молодой женщиной, которая показалась мне такой… такой… ну, порядочной, одним словом.
– Это была мисс Фолкнер?
– Да, это была мисс Фолкнер. Хозяйка сети магазинов «Фолкнер флауэр шопс».
– Я знаю.
– Ну так вот, она сказала, что к моему платью очень подойдут орхидеи, и прислала мне несколько штук.
– И что было потом?
– Мне же уже давно надоело заниматься тем, чем я занималась, и я решила подыскать себе что-нибудь поприличнее в смысле работы. Я ведь
Мейсон кивнул.
– Ну, в общем, я поехала домой, а минут через десять посыльный принес коробку конфет. Я открыла их и обнаружила, что внутри лежит точно такая же карточка, как и в коробке с орхидеями.
– И почерк был тот же? – уточнил Мейсон.
– Я особенно не приглядывалась, но выглядела она очень похоже, и инициалы, да и все остальное…
– Что вы сделали потом?
– Шоколадные конфеты со сливочной начинкой – моя слабость, я люблю их больше всего на свете, – сказала она, улыбнувшись. – Настроение у меня было паршивое, и я поехала в город.
– А потом?
– Потом я почувствовала себя как-то странно. Сначала я подумала, что это обыкновенная усталость, но на час у меня была назначена встреча с вами в вашей конторе, а потому я понимала, что спать мне нельзя. Если бы не эта встреча, я, скорее всего, просто отключилась бы, так ничего и не заподозрив, но тогда я изо всех сил старалась не заснуть. А потом вдруг поняла, что это не просто усталость. Меня накачали какой-то дрянью. Просто страшно вспомнить, ценой каких чудовищных усилий мне дался тот последний разговор с вами по телефону. Вашего голоса я совсем не помню. Я пыталась говорить, засыпала между фразами, заставляла себя открыть глаза, но они тут же снова слипались. Казалось, что наш разговор длится целую вечность.
– Кстати, – сказал Мейсон, – мне необходимо уточнить у вас одну чрезвычайно важную деталь. Подумайте хорошенько, это может иметь огромное значение. Во время разговора с вами я услышал в трубке грохот. Как если бы вы упали с кресла на пол.
– Боюсь, мистер Мейсон, ничем не могу вам помочь. Я ничего не помню.
– Да, понимаю, но когда мы вошли в вашу квартиру, телефон хотя и валялся на полу, но трубка была положена на рычаг. Вряд ли вы сами могли водрузить ее на место.
– Вот уж действительно вряд ли.
– Значит, кто-то должен был побывать в вашей квартире уже после того, как вы потеряли сознание, но до моего прихода.
– Получается, что этот кто-то нашел меня лежащей на полу и ушел, даже не попытавшись хоть чем-то помочь?
– Да.
– Очень странно, – проговорила она, зло сверкнув глазами.
– Да уж. А у кого еще есть ключ?
Она глубоко вздохнула.
– Поймите меня правильно, мистер Мейсон. Я, конечно, не ангел и не святая, но у меня не было обыкновения брать работу на дом. Дом – это дом, и там я совсем другая, не такая, как в клубе. Если девушка в моем положении хочет, чтобы ее уважали, то иного пути у нее просто нет. В клубе же ни одна живая душа не знает, где я живу. Ирма Радин – моя лучшая подруга. Но даже она не знает. Ни она, ни хозяева клуба.