Дело о пеликанах
Шрифт:
— Вы не поверите, — начал он. — У меня состоялись два телефонных разговора. Звонил Людвиг из Китая. Президент разыскал его там и умолял задержать публикацию на сутки. Людвиг рассказал, что тот был чуть ли не в слезах. Но, будучи джентльменом, он выслушал его с почтением и с уважением отказал. Второй звонок был от судьи Рональда, моего старого друга. Похоже, что ребята из «Уайт энд Блазевич» вытащили его из-за обеденного стола и попросили разрешения подать сегодня вечером запрос на судебный запрет для немедленного рассмотрения. Судья Рональд выслушал их без всякого почтения и невежливо отказал.
— Запускаем эту малышку! — взревел
Глава 43
Взлет прошел незаметно, и самолет взял курс на запад, направляясь предположительно в Денвер. Самолет был оборудован соответственно своему предназначению, но без роскоши, ведь он содержался на средства налогоплательщиков и использовался человеком, который не придает значения утонченным вещам. «Хорошего виски нет», — сразу же определил Грэй, открыв бар. Войлз был трезвенником, и в данный момент это совсем не понравилось Грэю, поскольку он был гостем и умирал от жажды. Он обнаружил в холодильнике две слегка охлажденные банки пива «Спрайт» и предложил одну Дарби. Она открыла банку.
Самолет, похоже, перешел в горизонтальный полет. В дверях салона появился второй пилот. Он вежливо представился.
— Нам было сказано, что вскоре после взлета мы получим новый пункт назначения.
— Правильно, — сказала Дарби.
— Отлично. Эта информация нам понадобится примерно через десять минут.
— О’кей.
— На этом корабле водится какое-нибудь спиртное? — спросил Грэй.
— Весьма сожалею. — Второй пилот улыбнулся и вернулся в кабину.
Дарби и ее длинные ноги занимали почти весь небольшой диван, но Грэй был полон решимости к ней присоединиться. Он приподнял ее ступни и сел в конце дивана. Ступни лежали у него на коленях. Накрашенные ногти. Он гладил ее лодыжки и был полностью захвачен этим важнейшим для него событием — ощущением ее ног на своих коленях. Он испытывал глубокое чувство интимности момента. Она же не казалась обескураженной этим. Оттаивая, она начинала слегка улыбаться. Все заканчивалось.
— Ты боялась? — спросил он.
— Да, а ты?
— Да, но я чувствовал себя в безопасности. Я имею в виду, что трудно чувствовать себя незащищенным в окружении шести вооруженных «малышей», прикрывающих тебя своими телами. Трудно ощущать за собой слежку, когда сидишь в фургоне без окон.
— Войлзу понравилось это, верно?
— Он был похож на Наполеона, планирующего действия и двигающего войсками. Для него это был значительный момент. Утром в него будет сделан выстрел, но пуля отскочит. Единственный человек, который может снять его с должности, — это президент, но я бы сказал, что в данный момент президент находится у Войлза в руках.
— К тому же убийства раскрыты, и он должен чувствовать себя на коне.
— Я думаю, мы продлили его карьеру лет на десять. Что мы наделали!
— Я думаю, что он далеко не глуп. Вначале он мне не понравился, но затем как бы вырос на глазах. Он не лишен чувства человечности. Я видела, как заблестели у него глаза, когда он вспомнил о Верееке.
— Настоящий миляга. Я уверен, что Флетчер Коул будет рад видеть этого неглупого мужичка через несколько часов.
Ее ноги были длинными и стройными — само совершенство. Он проводил по ним рукой и чувствовал себя как зеленый юнец, решивший дотронуться до коленки девушки на втором свидании. Они были бледными и нуждались в солнце. Но он знал, что через несколько коротких дней они покроются коричневым загаром и между пальцами появятся несмываемые следы песка. Он не был приглашен присоединиться к ней позднее, и это не давало ему покоя. Он не имел представления о том, куда она направляется. Так было задумано. Впрочем, он не был уверен, что ей самой известен конечный пункт маршрута.
Игра с ногами напоминала ей о Томасе. Полупьяный, он обычно принимался красить ей ногти на ногах. Гудевший и слегка подрагивающий самолет неожиданно унес ее на многие мили от него. Две недели, как он умер, но ей они казались целой вечностью. Произошло так много перемен. И наверное, так было лучше. Ей было бы гораздо больнее, если бы она оставалась в Тулейне, ходила мимо его кабинета, видела его аудиторию, разговаривала с другими профессорами, оказывалась рядом с его квартирой. Потом, когда пройдет много времени, эти маленькие воспоминания будут приятными, но сейчас они жгут душу. Теперь она была другим человеком, с другой жизнью, в другом месте.
И другой мужчина гладил ее ноги. Поначалу он был ужасным ослом, задиристым и шероховатым, как все репортеры. Но налет быстро сошел, и под наносным слоем обнаружился добрый человек, которому она, похоже, очень нравилась.
— Завтра большой день в твоей жизни, — сказала она.
Он сделал глоток безалкогольного «Спрайта» и решил, что отдал бы любые деньги за ледяное импортное пиво в зеленой бутылке.
— Большой день, — произнес он, не отрывая взгляда от ее пальцев. Это будет больше, чем большой день, но ему не хотелось об этом думать. Сейчас его занимала она, а не завтрашний хаос.
— Как все будет происходить?
— Я, очевидно, вернусь в редакцию и буду ждать реакции. Смит Кин сказал, что будет находиться там всю ночь. Многие придут рано утром. Мы соберемся в конференц-зале, где установят дополнительные телевизионные приемники. Утро мы проведем, наблюдая, как эта история прорывается в центр внимания. Будет очень любопытно послушать ответ из Белого дома. «Уайт энд Блазевич» скажет что-то. Реакцию Маттиса предугадать невозможно. С комментариями выступит Главный судья Рэнниен. На экране часто будет появляться Войлз. Адвокаты будут созывать большие жюри. Политики впадут в состояние неистовства. Весь день они будут проводить пресс-конференции в Капитолии. Это будет богатый новостями день. Жаль, что ты его пропустишь.
По ее лицу пробежала саркастическая усмешка.
— О чем будет твоя следующая статья?
— Вероятно, о Войлзе и его записи. Следует ожидать, что Белый дом будет отрицать всякое вмешательство со своей стороны, и если Войлза припечет, он не замедлит отомстить. Хотелось бы мне послушать эту запись.
— А что после этого?
— Зависит от множества неизвестных. После шести часов утра конкуренция резко ужесточится. Появятся миллионы слухов и тысяча материалов, в погоню за ними пустится каждая газета страны.
— Но ты будешь звездой, — сказала она уже без сарказма.
— Да, у меня будут мои пятнадцать минут.
Второй пилот постучал в дверь и, открыв ее, вопросительно посмотрел на Дарби.
— Атланта, — произнесла она, и пилот исчез за дверью.
— Почему Атланта? — спросил Грэй.
— Ты когда-нибудь делал пересадку в аэропорту Атланты?
— Конечно.
— А тебе приходилось блуждать там, пересаживаясь на другой самолет?
— Думаю, да.
— На этом я и строю свой расчет. Аэропорт огромен и всегда кишит как муравейник.