Дело о самоубийцах
Шрифт:
***
– Привет, Гарри!
– ласково ворковала Джобет.
– Что-то ты сегодня рано. Видно, в отпуске сильно скучал по работе?
Ковальский стоял у входа и молчаливо смотрел на секретаршу шефа.
– Какой-то ты мрачный. Салли спать не давала? Ты ее еще не выгнал?
– продолжала шутить Джо, смеясь своим мелодичным меленьким смехом.
– Ну, что молчишь, милый!
"Беги, Джо, беги отсюда! Ради бога, беги!!!", - кричал мозг Ковальского, но его губы, искривившись в жесткой
– Милочка, позвольте узнать, сколько вам лет?
– Что...?
– Улыбка сползла с лица девушки.
– Что с тобой, Гарри?
– Так и собираетесь тут всю жизнь просидеть, за печатной машинкой? Вам бы мужа хорошего, да детишек бы завести...
– Что... ты такое говоришь!?
– Я говорю: красивая вы девушка, а ведете себя, извиняюсь, как двадцатидоллоровая шлюшка.
– Ты-ы-ы...
– Она постепенно приходила в себя.
– Скотина!
– Да уж, он такой!
– как-то странно ответил Ковальский, а потом вдруг достал из кобуры "вальтер" 38-ого калибра. Переложив его в левую руку, он передернул затвор, посмотрел одним глазом в дуло пистолета, и медленно навел его на секретаршу.
"Перестаньте, вы, чертов маньяк! Убейте меня, а ее оставьте в покое!", - тщетно буйствовал внутри себя самого Ковальский.
– Шеф у себя?
– спросил он ровным голосом.
Джобет на дрожащих ногах медленно поднималась со стула. Лицо ее побледнело, губы дрожали.
– Г-гаррри, т-тыы ш-што-о...
– Куколка, я спрашиваю еще раз: капитан у себя?
Она молча кивнула и медленно опустилась на свое место.
– Ну и прекрасно!
– бодро сказал инспектор Ковальский, и нажал на спусковой крючок.
Выстрел отбросил секретаршу назад, но стена не дала ей упасть. Так она и осталась сидеть, уперев в стену свою милую головку, и на ее красивое бледное личико со лба стекали две темные струйки.
"Господи, Джо! О господи!!!".
А Ковальский уже открывал дверь в кабинет.
Феретти сидел за столом с открытым ртом, не понимая, что происходит: подчиненный и друг держал его на мушке!
– Что происходит Гарри? Это... это ты стрелял?
– наконец, спросил он.
– Довольно глупый вопрос, вам не кажется, капитан?
– Ковальский засмеялся и по-ковбойски сдул воображаемый дымок со ствола "вальтера".
– Глупее может быть только ответ: да, это стрелял я!
– А... в кого?
– словно подтверждая его слова, глупо улыбнулся Феретти.
– А вы позвоните своей секретарше, она в курсе, - ответил Ковальский и захохотал.
"Доктор, опустите пистолет и сейчас же уходите. Ради бога!".
– Заткнитесь, инспектор! Как бы вы "там" ни дергались, я все равно это сделаю.
– Что?
– не понял Феретти.
– Пардон, капитан, это я не вам, - ответил ему Ковальский.
Капитан, меж тем, медленно вытягивал из приоткрытого ящика стола свой штатный "кольт".
– Гарри, Гарри, послушай..., - бормотал он, пытаясь отвлечь внимание Ковальского.
– Объясни, что все это значит?
– Я увольняюсь, вот что это значит! Вы все мне до чертиков...
Они выстрелили почти одновременно: капитан стрелял навскидку, и его пуля прошла у Ковальского подмышкой, прошив одежду и лишь слегка оцарапав кожу; пуля инспектора вошла капитану в грудь, почти посредине, откинув того на спинку кресла.
– Дерьмовый вы стрелок, капитан!
– усмехнулся Ковальский.
– Надо б вам на стрельбище хоть раз в год выезжать. Впрочем, теперь это уже не важно. Не так ли?
– Гаа...рри..., - хрипел Феретти, хватая ртом воздух.
– Фенита ля комедия, капитан!
– С этими словами Ковальский подошел к столу и почти в упор выстрелил своему шефу в лицо.
"Перестань, перестань, перестань...!".
– Это вы перестаньте дергаться, инспектор! А не то я прострелю вашу правую ногу - она мне уже порядком надоела.
"Зачем все это? Лучше убейте меня! Зачем все эти смерти?!".
– Зачем? Хотите сказать, что у вас не возникало таких желаний? Но я лишь тот, кто их исполняет!
"Умоляю, перестаньте...".
Ковальский шел по коридору и методично расстреливал всех, кто попадался на пути: за его спиной лежали уже три трупа полицейских, и еще один, тяжело раненный, стонал с закрытыми глазами. После очередного выстрела затворная рама пистолета стала на упор: кончились патроны! Ковальский спокойно достал из кармана запасную обойму, но как только он вставил ее в рукоятку "вальтер", неожиданно услышал сзади выстрел. Одновременно он почувствовал сильный удар в левую лопатку, а следом резкую боль, словно туда вошел расклеенный металлический стержень. Он привалился к стене и сполз по ней на пол.
– Ковальский, брось ствол, падла!
– услышал он сзади себя, и узнал голос: это был сержант полиции Уоткинсон, который, очевидно, скрывался за косяком ближайшего входа в кабинет.
– Что ж, пришло время прощаться, Гарри!
– С этими словами Ковальский передернул затвор пистолета, переложил его из немеющей левой руки в правую, вставил ствол в рот и выстрелил.
Мозг словно прорезала яркая вспышка, оба "экрана" стали медленно угасать. Последнее, что он услышал, был нежный женский голос: "Гарри, Гарри! Милый Гарри!"...
***
"Гарри, Гарри...!".
На душе было хорошо и печально, как это бывает, когда какой-нибудь давно забытый запах возвращает тебя в детство. И ты мгновенно вспоминаешь, как, запрокинув голову, смотрел вверх - туда, где смыкались далекие верхушки пирамидальных тополей. Это воспоминание вдруг вынырнуло из потайного закоулка памяти и встало перед глазами: детский сад, мама ведет его за руку домой, и он радостно вдыхает в себя таинственный и притягательный запах ее духов...