Дело о самоубийцах

Ломака Виктор Петрович

– Ну и дела!

– Как видите, инспектор, ваш наивный паралогизм не подтвердился: фобии моих пациентов никак не связаны с вариантами их гибели.

– Да-а уж!
– Ковальский покачал головой.
– Знаете, док, я бы, на вашем месте, от всего этого давно свихнулся.

Доктор рассмеялся.

– Полагаю, мне следовало бы вам ответить: а я бы на вашем месте, инспектор, давно застрелился!

***

"Скользкий тип, - думал Ковальский, спускаясь с крыльца дома Нортона.
– Хотя, вряд ли он имеет прямое отношение к этим смертям. Конечно же, в этих его психических штучках разобраться непросто, и он мог "сдвинуть

мозги" тем несчастным, но... Мотив, вот самое главное отсутствующее звено! Зачем ему это? Если только он не извращенец и садист... Но нет, ничего такого я за ним не заметил. Впрочем, опять же, людей данной профессии раскусить очень непросто...".

После психоаналитика Ковальский отправился к собачьему питомнику, где содержался опальный ротвейлер. Ему захотелось посмотреть на это кровожадное чудовище, едва не перегрызшее горло человеку. Увы, он опоздал. Служащий сообщил ему, что ротвейлера уже усыпили. "Что ж, вполне справедливо, - думал Ковальский, медленно вышагивая вдоль клеток с собаками.
– Как ни отвратительно это звучит, но мы, все же, высший вид на планете, и любое другое животное, посягнувшее на нашу жизнь, должно быть уничтожено. И дело тут даже не столько в принципе "кровь за кровь", а в том, что именно для этой особи табу уже не существует. И при случае эта собака убьет снова. Возможно, то же самое относится и к убийце-человеку, но тут важно другое: каждый человек - личность, и все мы разные. Разные настолько, что один может непреднамеренно убить приблудную собаку, и потом будет долго страдать, мучиться и корить себя; а другой убьет человека и, как говорится, не почешется, да еще и адреналином своим насытится, и в следующий раз ему будет только легче перейти эту черту. И этот пес - он, такой же, как человек-убийца, потому что они оба - животные! Сам факт убийства их нисколько не трогает: у них обоих нет ни морали, ни совести. Разумеется, у собаки есть преданность к конкретному человеку, который отвечает за ее действия. Но хозяин ведь не всегда имеет возможность углядеть за ней, как в этом случае, например".

Глядя на томящихся в клетках животных, Ковальский невольно вспомнил то памятное посещение тюрьмы, где в более просторных клетках сидели уже люди. Он поразился сходству между этими существами, принудительно лишенными свободы. Поведение заключенных-людей и заключенных-собак мало чем отличалось: одни из них затравленно сидели в углу, тупо уставившись в стену или в пол, другие, словно сомнамбулы, бесцельно слонялись по клетке, а некоторые, совсем немногие, проявляли агрессию к проходившему мимо них человеку. Но если собаки бросались на прутья решетки, в тщетной надежде достать и укусить тебя, то люди делали это вербально, пытаясь задеть, оскорбить словом. "И это, - думал он с грустной иронией, - только и есть разница между ними и нами? Получается, что если сдернуть с нас тонкую пленку цивилизованности и этики поведения, мы становимся такими же животными. Где Гете, где Бах, где Лобачевский с Эйнштейном? Где наш хваленый интеллект? Господи, сколько же нужно человеку, чтобы он упал со своего величественного эволюционного пьедестала? Самую малость - всего лишь сойти со своей тропинки...".

При выходе из питомника внимание Ковальского привлек человек, одиноко стоящий в сторонке. Он рассеяно озирался по сторонам, словно не знал, куда ему идти. В руках у него был поводок и намордник. Ковальский сразу понял, кто перед ним. Ему не хотелось тревожить этого беднягу в такой момент, но он все же подошел.

– Добрый... день.
– Инспектор замешкался, сообразив вдруг, что это формальное обращение в данный момент явилось бестактностью.
– Извините, вы хозяин... той собаки, ротвейлера?

Человек, повернувшись к инспектору, кивнул.

– Я инспектор Ковальский, расследую это дело.

– Понятно.
– Человек натянуто улыбнулся.
– Вы хотели что-то спросить?

– Да. Собственно... - Инспектор осекся. А что, собственно, он хотел спросить? Вместо вопроса, он сказал:

– Жаль вашего пса. Мои... соболезнования.

– Спасибо.
– Человек с каким-то виноватым выражением лица поднял руку, в которой был собачий поводок.
– Вот, думал сегодня забрать Финика. Мне почему-то казалось, что его отпустят. А его...

– Да уж, понимаю вас, - только и ответил Ковальский.

– Это вряд ли.

– Ну-у..., - начал, было, Ковальский, но хозяин собаки неожиданно резко спросил его:

– Почему?

– Что?
– не понял инспектор.

– Зачем они его убили? Финика. Он был хороший пес, добрый. Просто он за меня...
– Он замолчал.

– Ну... Понимаете, ваш пес загрыз человека.
– Ковальский старался выбирать слова, но очевидно, это у него плохо получалось.

– Этот человек... Он ударил меня, ни с того, ни с сего. А Финик, он же рефлекторно...

– Вот именно, рефлекторно!

Хозяин собаки недоуменно посмотрел на инспектора.

– Я имею в виду, что у бойцовых собак опасные рефлексы, - осторожно пояснил Ковальский.

Тот нервно засмеялся.

– Мало ли у кого опасные рефлексы! У полицейского, например. Врежьте постовому кулаком по голове - получите пулю в грудь, без вопросов!

– Послушайте...

– А может, - не слушая, продолжал хозяин, - тот идиот был самоубийцей? А если бы он прыгнул под машину - тогда что, нужно было сжечь этот автомобиль?

– Послушайте, ни вы, ни собака не виноваты, что все так вышло, но...
– Ковальский уже жалел, что подошел.
– Поймите: ваш пес теперь знает вкус человеческой крови, поэтому...

– Мой пес теперь мертв!
– коротко и зло перебил хозяин.

– Извините, я...
– Инспектор виновато улыбнулся. "Черт, глупый какой-то разговор. Зачем я подошел к нему?! Я для него теперь как красная тряпка для быка".
– Просто я хотел сказать, что мы живем в социуме, а не в джунглях, и кто-то должен ответить за смерть человека.

– Это был... несчастный случай!
– упорствовал хозяин.
– И полицейские, которые приехали на месте происшествия, они тоже так сказали.

– Случай-то несчастный, но вам эта формулировка мало что дает.

– Почему же?

– Потому что у вас была собака бойцовой породы. Эти собаки опасны для человека, по определению. Если бы ваш пес сидел в клетке с толстыми прутьями, и с надписью: "Опасно для жизни!", а какой-нибудь дурак влез к ней, и она бы его загрызла - тогда без вопросов. Но он гулял по городу, среди людей. Пусть и в наморднике, но... вы ведь сняли его на время!

– Хорошо, тогда пускай наказали бы меня, это я за ним не уследил!
– Он почти кричал.

– У нас по закону хозяин животного не наказуем. Разумеется, если он не злонамеренно натравил своего пса. В вашем случае были свидетели, - две мамаши с детьми - поэтому к вам вопросов нет.

– Да, но даже в противном случае меня бы ждал суд, а не расправа. Почему же его убили безо всякого разбирательства?

Ковальский улыбнулся.

– Как вы себе представляете суд над собакой?

– Очень просто. Нужно собрать компетентных людей, собаководов, свидетелей происшествия, присяжных - в общем, все, как и для людей!