Дело о самоубийцах
Шрифт:
Тут его мысли нарушил толчок в плечо. Ковальский потерял равновесие и, чтобы не упасть, ступил на проезжую часть. Тут же раздался визг тормозов и в полуметре от него остановился синий бьюик.
– Эй, ты что, самоубийца?
– истошно заорал на него перепуганный водитель, выглядывая поверх полуопущенного стекла.
– Идиот долбанный!
Ковальский с ласковой улыбкой показал водителю средний палец, и запрыгнул на тротуар. Он поискал глазами того, кто его толкнул, но улица была слишком оживленной в этот час. Неважно: наверное, случайный прохожий, возможно, пьяный.
"О чем я там думал? А, "тропинка"!
– Ковальский даже рассмеялся.
– И вот я схожу
Сейчас он вспомнил, когда мысли о "тропинке" впервые посетили его. Это было в тюрьме предварительного заключения, куда он пришел допросить одного заключенного по невероятно запутанному делу. Тогда он шел по тюремному коридору между зарешеченных камер и невольно сжимался внутренне, глядя, как там сидят, ходят, лежат люди, которых общество временно обрекло на положение зверей. Он представил себя среди них, подумал: как бы он существовал там, какую "социальную нишу" смог бы занять в этом сообществе отверженных? В то же время он вполне ощущал незримый кокон, защищавший его от этой убогой жизни, ощущал уже эту свою тропинку, которая хоть и проходила сквозь опасные "социальные джунгли", - совсем как сейчас между этих клеток с заключенными - но была надежно огорожена от них. Впрочем, тогда же он вспомнил о пословице, что от тюрьмы зарекаться нельзя никому, а еще подумал, что, в некотором смысле, свои "джунгли" существуют даже у них в полицейском управлении.
***
Цех был на удивление чистым. Свежевымытый кафель блестел невысохшей влагой, большие, высокие чаны медленно вращались, поблескивая нержавеющей сталью.
– Этот!
– Рабочий показал пальцем на один из них.
Ковальский поднялся по металлической лесенке на небольшую площадку рядом с чаном, и заглянул внутрь. Сверкающие стальные лопасти неспешно перемешивали шоколадную начинку во вращающемся чане. Внутри у него шевельнулось неприятное чувство. Он представил, как эти лопасти затаскивают, вминают человеческое тело в коричневую массу, как потом из глубины вдруг раздается приглушенный хруст костей, как поднимаются на поверхность месива кровавые разводы...
"Бр-р, ужас! Невероятно, что всего через три дня этот чан уже используют по назначению. Надеюсь, они тут все хорошо отмыли!".
– Вы ведь работали в тот день с ним вместе?
– спросил он, наконец, у провожатого, все еще не отводя завороженного взгляда от работающих лопастей.
– А то!
– ответил рабочий.
– Мы с ним уж который год в одной смене пашем! То есть, я хотел сказать, пахали...
– И как он себя вел в тот день? Что говорил?
– Да все как обычно. Боб, он неразговорчивый был, как и всегда. В общем, ничего такого. Хотя...
– Рабочий задумался.
– Ну-ну!
– заинтересовался инспектор.
– В то утро у нас сломался редуктор, - приводной вал накрылся медным тазом - и мы вместе его чинили. И вот, когда он выбивал шкворень - я гляжу, а он бьет молотком с левой руки. Я говорю: "Боб, не знал, что ты левша!". Он на пару секунд замешкался, потом посмотрел на меня и говорит: "Да вчера правую руку слегка подвывихнул, вот и приходится теперь...". Я тогда ему: "Надо было тебе к доктору с утра идти, а не на работу". А он так странно засмеялся, и говорит: "Я сам себе доктор!".
– Рабочий замолчал на некоторое время.
– Ну, а больше ничего такого, вплоть до того момента, когда произошел этот кошмар.
– Любопытно.
– Инспектор задумался.
– И что, когда все это случилось, он вот так сразу взял и прыгнул в чан? Вы где тогда были?
– Да я во-он там, наверху был!
– Рабочий показал рукой на металлическую конструкцию, стоявшую у окна и уходившую под самым потолок цеха.
– Вентиляция забилась, ну я и возился там с ней. Боб меня окликнул, потому я все и видел. В общем, он по лесенке взобрался, постоял, посмотрел туда, вот как вы сейчас...
– Рабочий слегка ухмыльнулся.
– Я у него спрашиваю: "Чего тебе, Боб?", а он мне: "Фирменная начинка выйдет!", или: "Шикарная начинка выйдет!", - я точно не помню. И перевалился в чан. Жуть!
– И вы не успели ничего сделать?
– Ну, я пока слезал с вышки, пока добежал... Заглянул "туда"... А там одни ноги из шоколада торчат. И крутятся, крутятся...
Ковальскому показалось, что рабочий подавил сейчас желание улыбнуться.
– Кто-нибудь еще был с вами в зале?
– спросил он.
– Да, электрик был!
– понимающе улыбнувшись, ответил рабочий.
– Он с освещением возился, а я-то слесарь. Он тоже подбежал, но после меня.
– Он тоже слышал, что перед смертью сказал погибший?
– Нет, он был вообще в другом конце зала.
– Рабочий с тревогой посмотрел на инспектора.
– А вы что, думаете, что я имею к этому...
– Разумеется, ничего такого я не думаю!
– остановил его Ковальский с некоторым раздражением.
– И что было потом?
– Что-что!
– Рабочий скривил губы.
– Я тут же на аварийную остановку нажал - вон та красная кнопка... Потом стал тянуть его за ногу... Да только поздно уж было: его там лопастями к дну прижало. Пришлось сливать массу, а потом... Фу-уф, вспоминать страшно, что там под лопастями творилось! Еле мы его оттуда вытащили. Полицейские потом ругались, что надо было, мол, не трогать его, а оставить как есть. Да откуда ж мы знали эти ваши правила...
"Можно подумать, никто здесь детективные сериалы не смотрел!", - усмехнулся про себя инспектор.
– Все понятно, - вслух сказал он, спускаясь на кафельный пол, хотя ничего ему не было понятно, кроме того, что из этого свидетеля ничего больше не вытянешь.
"Да, и тут зацепок никаких. Возможно, что-нибудь сможет объяснить "мозгоправ". Как ни крути, а он единственное связующее звено в этих трех делах. Если, конечно, тут вообще есть какая-то связь... Любопытная деталь, однако: все они что-то такое выкрикивали - этакую смесь черного юмора и затаенных намерений. Вроде того, что обычно кричат крутые парни в боевиках, прежде чем кого-то грохнуть, либо самим отправиться к праотцам".