Дело о самоубийцах
Шрифт:
– Когда не захотел отпустить меня в отпуск этим летом, - с некоторой обидой в голосе сказал Ковальский.
– В другой раз, Гарри, непременно поедешь летом!
– ответил Феретти, и тут же спросил, видимо, желая сменить неприятную тему:
– Хочешь анекдот?
"К черту твои анекдоты!
– ответил про себя инспектор.
– Небось, опять про евреев".
– Давай!
– вслух сказал он.
– Знаешь, почему Иисус был евреем?
Ковальский выжидающе улыбнулся, а Феретти, после положенной паузы, продолжал:
– Он считал свою мать девственницей, а она
– Ну, ты и богохульник, Рич, ха-ха-ха! Не избежать тебе раскаленной сковородки!
Смеясь над дурацкой шуткой своего шефа, Ковальский вяло подумал:
"Господи, будто и не уезжал никуда!".
***
– Бог знает что, а не товар! Сырыми их продают, что ли...
– Капитан, поднеся к потухшей сигаре зажигалку, тщетно пытался раскурить ее вновь, продолжая, между тем, вводить Ковальского в курс дела:
– В общем, мы решили объединить эти три дела, так как, во-первых, налицо странность в поведении всех трех погибших, во-вторых, все произошло в течение одной недели, ну и, наконец, все трое посещали одного и того же психоаналитика.
– Значит ли это, что тот, который напал на хозяина собаки, тоже хотел умереть?
– спросил инспектор.
– Гарри, ты бы видел этого ротвейлера!
– рассмеялся шеф.
– У него голова больше, чем у сержанта Уоткинсона. Да он этому кретину просто вырвал кадык - хозяин даже крикнуть не успел. Просто жуть какая-то!
– капитан передернул плечами.
– Да уж...
– Ковальский бросил взгляд на разложенные на столе фотографии.
– Я бы не то, что подойти, я бы по другой дорожке обошел эту тварь... Его уже усыпили?
– Да нет, пока еще в питомнике держат. Хозяин на коленях молил... Кричал, что дети в нем души не чают, что собака не виновата... Справки всякие показывал. Говорил, что намордник только на минуту снял, чтобы пирожное ему дать.
– Капитан засмеялся.
– Представляешь, этот волкодав - сластена!
– Да ну!
– Точно! Да-а, видел я вживую этого песика... Между нами говоря, я бы лучше с крыши небоскреба сиганул, чем вот так бросаться на его хозяина.
– Да, кстати, а тот, первый, который спрыгнул с крыши двадцатиэтажного дома: может, его скинули?
– с циничной надеждой спросил инспектор.
– Нет. Внизу были свидетели. Они утверждают, что самоубийца громко кричал им сверху, словно нарочно привлекая к себе внимание.
– Что он кричал?
– Они не совсем точно разобрали слова - высоко было, но общий смысл такой: "Эй, смотрите - я свободен, как птица!".
– Ну, тогда он просто сумасшедший, - усмехнулся инспектор.
– Гарри! Сумасшедший, добровольно спрыгнувший с крыши, формально так же является самоубийцей, - с расстановкой сказал капитан.
– Даже если он всерьез верит в то, что полетит вверх, а не в сторону асфальта.
– Согласен.
– Инспектор улыбнулся на эту искрометную формулировку капитана.
– К тому же, - весело продолжал Ферретти, - исследовать его мозги теперь сможет разве что дворник, но никак не его психоаналитик, ха-ха-ха!
"Что-то Рич сегодня больно весел. К чему бы это?", - настороженно подумал Ковальский.
– Да, - продолжал капитан, - и сходи на эту кондитерскую фабрику, по третьему случаю. Сержант Уоткинсон был там, но ты же понимаешь...!
– И он издевательски изобразил жестами один из видов человекообразных обезьян.
– Так вот, мы сначала решили, что это несчастный случай на производстве, но потом... В общем, не буду тебе заранее все объяснять, ты лучше свежим взглядом осмотри все, порасспроси свидетелей... Хотя, нет! Сначала сходи-ка к этому Нортону, психоаналитику.
– Полагаю, он главный подозреваемый? Надеюсь, его сразу допросили?
– Разумеется.
– И?
– А-а, - шеф махнул рукой.
– Ничего существенного там не накопали. Все жертвы были обыкновенными слюнтяями и ипохондриками, каких сейчас в современных городах тысячи: плакались этому мозгоправу в жилетку, и только.
– Время последних посещений... как-нибудь соотносятся со временем смертей?
Капитан помотал головой.
– Самое малое - три дня! Впрочем, если там и было бы что, он все равно не оставил бы записей, понятное дело! Но мне кажется, что он тут ни при чем, очень уж он сам напуган. К тому же, это может отразиться на его практике. А главное - нет мотива!
– Мотивация, это для нормальных людей, а психоаналитики - они часто сами того...
– Гарри красноречиво постучал пальцем по темени.
– Не исключено, - согласился шеф.
– Кто к нему ходил?
– Громила Уоткинсон, кто же еще.
– Понятно!
– улыбнулся Ковальский.
– Наверное, задавил бедного дока своей массой, как он это умеет?
Капитан махнул рукой, как бы обозначая давно понятную в их кругу тему. Он, наконец, раскурил сигару и с удовольствием затянулся.
– Ладно, действуй, Гарри. Но сперва почитай записи доктора и протокол допроса. И досье, конечно же.
– Само собой.
– Если ничего не раскопаешь, завтра к вечеру закроем все эти три дела: прыгуна с крыши на суициде, а двух других на несчастном случае. И баста! А то прокурор уже...
– Капитан показал рукой воображаемый груз на шее и медленно поднялся из-за стола.
– Ты как всегда один, Гарри?
– Да.
– Может, подкинуть тебе Громилу для большего драйва, а?
– Нет уж, тормоз у меня и у самого есть, - улыбнулся Ковальский и тоже поднялся с кресла.
***
Дождь на какое-то время перестал, но небо не давало особых надежд на улучшение погоды. Ковальский шел по мокрому тротуару. О деле думалось плохо, зато в голову лезла всякая философская чушь.
"Черт, наверное, за время отпуска мой мозг расслабился и теперь никак не хочет входить в рабочую колею. Колея... Да, все мы находим свою колею и стараемся двигаться строго в ее границах. Вот идешь ты по этой тропинке, и все у тебя размеренно и определенно - эдакий социальный проход через жизнь, выбранный тобой в силу тех или иных причин. На этой тропинке почти нет опасностей, она выверена и опробована прошедшими по ней ранее, она защищена самим обществом. Но стоит сделать шаг в сторону..."