Дело о Сумерках богов
Шрифт:
Гнев закипел в нем. Но, в отличие от Максима, который, как только открыл глаза, попытался вырваться из лап конвоира, за что тут же получил чувствительный удар, сохранял внешнее спокойствие. Не стоило злить тех, на чьей стороне численное превосходство. Здесь стоило проявить смекалку, потому что мертвый он возлюбленных точно из беды не выручит.
Карлик же наблюдал за всем происходящим холодно и безучастно. Он будто принадлежал другой эпохе и другому миру, который давно умер и оставил лишь одного своего сына здесь, на земле. Карлик глядел на трепыхания Максима с презрением, будто был высшим существом, которое имело некое знание, недоступное остальным. И Георгий сразу понял, как стоит общаться
– Юнцы, чьи сыны вы, ответьте? – Голос карлика, скрипучий, как старый кованый сундук, был глубоким и хорошо поставленным, в нем чувствовалась какая-то необъяснимая мощь. Слова его лились будто строки старой баллады. – Ответьте, пред тем как лечь на алтарь Одина.
– Мы хотим учиться вашей мудрости, – ответил Родин, не дав Максиму и рта раскрыть. Не хватало еще, чтобы соратник все испортил какой-нибудь неуместной дерзостью.
Темные, с синеватым оттенком губы карлика растянулись в неприятной улыбке. Он дотронулся до массивного кулона на груди, будто размышляя, стоит ли продолжать допрос.
– Каким же наукам обучены вы? И чем вы можете послужить Одину?
– Я умею сражаться! – ответил Родин, гордо вскинув голову, надеясь, что произвел достаточный эффект.
Карлик коротко рассмеялся, но в этом смехе чувствовалось снисхождение, которое проявляет кот, играя с мышью.
– Все мужчины умеют, если они не траллы или нидинги [24] , да и те способны держать в руках меч, ежели их никчемной жизни грозит смерть. Смелому лучше, чем трусу, придется в играх валькирий; лучше храбрец, чем разиня испуганный, что б ни случилось.
24
Рабы или трусы.
– Я обучался искусству врачевания и химии, – Георгий тщетно пытался играть роль того, кто мог бы заинтересовать карлика.
– Ты ведаешь яды? И знаешь ли руны, что жизнь отбирают?
– Да.
– Что это за трава? – Карлик ткнул носком сапога в заросли невысоких кустов с белыми соцветиями.
Родин присмотрелся.
– Это…
– Отвечай же, или отправишься в дом рабов, убирать нечистоты и сдирать ногти с рук и ног мертвецов.
– Болиголов! – крикнул Георгий. – Его же называют омегом, а по латыни – кониум, то есть волчок! Потому что если съесть слишком много его плодов, то голова будет кружиться, как у детской игрушки! Он очень противно пахнет – как мышиная моча! А из его сока делают сильный яд, именно им отравился Сократ!
Карлик кивнул своим приспешникам.
– Отведите его в дом сейдов, там ждут тебя испытания во имя великих богов.
Викинг полоснул ножом по путам, стягивавшим руки Родина. А уродец перевел взгляд одного белесого глаза на Максима.
– А я мореход, – откликнулся парень, вступая в игру, правила которой, кажется, понял.
Карлик снова ухмыльнулся, сделал какой-то знак охраннику Максима, и тот сунул парню в руку соляной кристалл. Точно такой, какой они нашли вместе с загадочной грамотой в трофейном плаще после погони в шахтах. Максим недоуменно повертел артефакт в руках. Было ясно, что этот камень как-то связан с морским делом, но вот как?!
Устав ждать, карлик приблизился к пленнику и вырвал костлявой, но сильной рукой кристалл из его рук.
– Неведомо тебе дело морское, юнец. А коли разумел бы его, так известно бы тебе стало, что держал ты в руках компас. Направь его на небо, коль солнце скрыто облаками, узришь на его гранях две картины, но различны будут краски их. Но коли правильно расположишь кристалл, так, чтобы яркость уравнялась, определишь, где светило, и курс верный проложишь. Ты же, червь неразумный, обмануть меня
– Но я знаю другой компас, секстан, да…
– Все это не нужно.
– Но я умею сражаться, – резко парировал Максим.
– Скоро сражаться будут боги, – без выражения откликнулся карлик. Было видно, что он потерял к пленнику всякий интерес.
Откуда-то из глубин своей ветхой черной мантии он извлек кожаную флягу, украшенную затейливой ковкой, потемневшей от времени. Здоровяки без всякой команды налетели на Максима и Родина и зафиксировали их прежде, чем те успели понять, что происходит. Они зажали своим жертвам носы, а карлик с удивительной ловкостью влил в их хватающие воздух рты какой-то отвар.
Родин мучительно глотал вязкую смесь со вкусом вымерзшей земли, перепрелых трав, злых хохочущих грибов, ледяных океанских глубин, соленой выжженной морской глубины.
А карлик пел низким сочным голосом. Били барабаны, горели факелы, выли лютни, и в голове у Георгия плясали, бились о стенки черепа странные слова, которые он, разумеется, понимал.
Две тысячи летбратья будутбиться друг с другом,Запад с Востокомв распрях погибнут;тягостно в мире,треснут щиты,век бурь и волковдо гибели мира;щадить человекчеловека не станет.Невинных тела,по обычаю асов,сожнут с Иггдрасиля,усадят в Нагльфариз ногтей мертвецов,в буре клинковс волка пучиныгубящего ветвииз Сутей Глейпнирав воду бросают.Ёрмунганд гневноповоротился;змей бьет о волныи яд изрыгает…Родина волокли, крепко держа за руки, но он сам подпевал карлику, потому что, разумеется, знал, о чем поется в этой прекрасной черной песне.
Пали, отступили, заснули в своей извечной войне боги. Поникла гигантская голова могучего Тора, выпал из мускулистой руки боевой молот Мьельнир, закрылся единственный глаз мудрого Одина, и даже прекрасный златокудрый Бальдр, окутываясь в белые одежды, заснул на огромном дереве, раскинув руки, словно пытаясь обнять ускользающий мир.
Заснул волк Фенрир, прикованный к небу и земле, цепью, выкованной подземными гномами – черными альвами; заснул под толщей океана мировой змей Ёрмунганд, кусая себя за хвост; заснул красивый страшной красотой Локи; заснули огненные и инеистые великаны – заснули все, уступая право владеть миром чужим, незнакомым богам. Богам, несущим, Хель их забери, любовь и войну под странными флагами – белыми, красными, но не черным с изображением стальноклювого ворона.
Все заснули, кроме потомков древних конунгов, черных гномов-альвов, детей храбрых викингов, колдунов войтов и сейдов, свободных крестьян-бондов и трудолюбивых и покорных рабов-траллов. Разве они могут заснуть, когда боги спят? Разве они могут допустить, чтобы и мир погрузился в сумерки вместе с богами?
Нет, они сделают так, что сумерки обратятся в ночь, а ночь никогда не бывает вечной – на самом конце ее хвоста всегда жжется огоньком восход, который возгорит и пожрет самую ночь, чтобы дать миру утро и новый день!