Дело об исчезнувшей красотке
Шрифт:
Но навалилась усталость. Веки смыкались, тело налилось свинцом, и, начнись пожар — не знаю, смог ли бы я пошевелить хоть пальцем. Я зевнул, закрыл глаза, еще раз зевнул. Дремота сковала меня и наконец победила.
Глава 9
Место было просто сказочное. Под конец, правда, я уже знал, что все это мне только снится, но уходить тем не менее все равно не хотелось. Да и какой бы дурак по доброй воле ушел оттуда? С неба дождем лилось шампанское, а сияющая радуга состояла из настоящих изумрудов и бриллиантов, жадеита и золота. Никто бы не ушел! Но это еще не все, только половина. Стройная пышная блондинка с крупным рубином на шее шла ко мне по зеленой
— Шелдон, — говорила она, — я давно уже жду тебя.
— Отлично, милая, я тоже везде тебя ищу.
Красавица нахмурилась:
— Пожалуйста, будь со мной помягче. У нас здесь никто не грубит. Может быть, там, — блондинка неопределенно взмахнула рукой вверх и назад, — и есть грубые люди. Но не здесь.
— А где это здесь?
— Ты не знаешь? — Красавица искренне изумилась. — У нас здесь, во Внутреннем Мире.
— Это — Внутренний Мир? Надо же, а я-то думал… — Я сладострастно впился в нее глазами. — А у вас тут совсем неплохо. Где Нарда?
— Нарда здесь. Он здесь, и он везде.
— Везет кобелю.
— Тш-ш, не следует говорить так о Мастере.
— О'кей, милая, а ты-то здесь как появилась?
— Меня обратили. Еще там. — Блондинка снова неопределенно взмахнула рукой. — Я танцевала стриптиз. Но потом изучила Тайный Ритуал, и меня приняли.
— Ты танцевала стриптиз?
— Да, а что?
— О'кей, станцуй для меня. Я люблю стриптиз.
— Шелдон, но я же говорила — у нас здесь ведут себя поприличнее.
Красавица с рубином опустилась подле меня на мягчайшую зеленую травку, притянула к себе мою голову и прижала ее к нежной белой груди. Вдруг кто-то дернул меня за руку. Черт, как не хотелось просыпаться, но я вынужден был открыть глаза. Я огляделся. Рядом сидела еще одна танцовщица. Точная копия той, первой, с единственной лишь разницей, что на шее у нее был не рубин, а изумруд.
Изумрудная не отставала и дернула меня сильнее. «А грудь у нее ничуть не хуже, такая же белая и нежная, — подумал я, — но кто же лучше: та, что с рубином, или эта?» Неожиданно сон прервался. Трэйси трясла меня за рукав. Какой изумруд, какие рубины? Я лежал на боку на грязном деревянном полу, а щека моя, вместо нежной девичьей груди, покоилась на грубых досках.
Я сел.
— Привет, Трэйси. Как дела?
В затуманенном мозгу еще проносились последние видения — сверкающие драгоценные камни, шампанское, манящие красавицы близняшки.
— Я только что заглянул себе в душу, Трэйси. Сплошной разврат.
— О чем это вы, мистер Скотт?
— Сам не понимаю. Я все еще сплю.
— Что мы будем делать, мистер Скотт? Что мы будем делать?
— Что? А который час?
— Не знаю, нет часов.
Я вспомнил, что часы есть у меня. Они показывали шесть.
— Боже правый! Неужели я весь день проспал?
— Не весь, но довольно долго. Я и сама немного вздремнула. Что мы будем делать, мистер Скотт?
Наконец она меня растормошила. Чтобы окончательно проснуться, я несколько раз хлопнул себя по щекам. О, проклятая челюсть, болит ужасно. Боль поднялась по лицу, пробежала по мозгу и вернулась обратно с новой силой. Все сразу встало на свои места. Я потрогал распухшие щеку и подбородок, поднялся на ноги и снова принялся мерить комнату шагами. Трэйси сидела на стуле. Я смотрел на нее и как будто не видел. Вдруг откуда-то из глубины сознания всплыла идея. И, хотя я не был уверен, что это не отголосок растаявшего сладкого сна, я ухватился, за нее, и идея стала обретать очертания плана немедленных действий.
Следующие десять минут я напряженно соображал. Наконец все детали плана сложились в единое целое, и я сел рядом с Трэйси.
— Послушай, я кое-что придумал. Возможно, тебе не понравится, но другого выхода нет. По-моему, должно сработать. Ты, я надеюсь, представляешь себе, что они хотят с нами
Трэйси облизнула губы и кивнула.
— До сих пор тебе определенно везло. Но после того, что произошло вчера вечером, а особенно сегодня утром… короче, сомневаться больше не приходится — они это сделают. Скорее всего, решили дождаться темноты. А это, в свою очередь, означает, что бы мы сейчас ни придумали и что бы ни предприняли — времени на исполнение остается в обрез. Есть только один-единственный шанс. Эти ублюдки подыграли нам, когда не связали нас. Хотя не исключено, что они это сделали специально. Случись что — будет предлог сразу же нас прикончить. Да-да, предлог, Трэйси, только этого они и ждут. Это же патологические убийцы, безмозглые и безжалостные. Мы все должны провернуть с первого раза, Трэйси, а главным действующим лицом этого представления будешь ты. Это единственное, что может сработать, поняла?
— Хорошо.
Видно было, что Трэйси хоть и испугана, но в решительный момент не подведет.
— О'кей, милая, слушай внимательно. — Я быстро объяснил ей, что нужно делать и как. — Согласна?
— Я… я согласна. — Она попыталась изобразить улыбку. — В конце концов, это лучше, чем смерть.
— Эх, Трэйси, какой же ты, в сущности, ребенок. Тебя еще учить да учить. Главное — ни о чем не думай. — Я крепко сжал руками ее плечи. — Все получится, вот увидишь.
Потом я попросил ее встать, взял стул и осмотрел его со всех сторон. Стул был довольно прочный, с толстым сиденьем. Четыре дюймовые ножки плотно входили в пазы, а к тому же еще были посажены на клей. Перевернув стул, я положил его на пол и всем телом навалился на сиденье, а правой рукой надавил на правую переднюю ножку. Она затрещала и отошла вперед. Тогда я надавил на вторую. Та, к счастью, выдернулась легко, но я снова вставил ее на место, предварительно немного надломив. Но только немного, чтобы совсем не отвалилась. Потом я так же надломил у самого основания спинку. После всего этого я поставил стул нормально. Он хоть и косо, но стоял.
— Все, детка. И запомни: главное — правильно рассчитать время и сработать быстро. Не дать им возможности остановиться и подумать. Нужно спровоцировать сволочей на активные действия, прежде чем они что-либо сообразят.
Трэйси кивнула и сняла платье.
Она передала его мне, а я бросил платье туда, откуда оно не будет видно входящему в дверь. Я стоял к Трэйси спиной и ждал.
— Мистер Скотт… Шелл…
— Что?
— Я не могу его порвать. Сил не хватает.
Я обернулся. Трэйси в изорванной розовой нижней рубашке, свисавшей у нее с одного плеча и удерживавшейся на нем лишь каким-то чудом, обеими руками ухватилась за середину лифчика и тянула его в разные стороны.
Я подошел к девушке, отвел ее руки вниз, взялся за лифчик сам и как следует дернул. Плотная ткань треснула и разошлась.
Не знаю, почему я все время звал ее деткой? Трэйси покраснела, как говорится, с ног до головы. Я опять отвернулся.
— Извини, дет… извини, Трэйси. Все должно выглядеть как на самом деле.
— Да, Шелл. Я знаю. Ничего.
Я взял стул и передал его ей. Трэйси ухватила стул за спинку и, подняв над головой, встала спиной к двери.
Тем временем я сцарапал запекшуюся коросту со щеки, кровь потекла по подбородку, и я измазал ею руки, лоб и правую сторону лица.
— О'кей, Трэйси, начинаем.
Я сдавил рот кулаками и издал нечленораздельный приглушенный вопль. Никаких слов, только искаженный громкий голос. Одновременно я несколько раз топнул по полу ногами.
В коридоре засуетились. Шаги приближались к нашей двери. Я подмигнул Трэйси — это был сигнал, — она быстро приготовилась, задышала чаще, губы у нее побелели и плотно сжались.
Топая и шаркая ногами по полу, я услышал, как в замке раздался щелчок. Я снова подмигнул Трэйси, и тут она закричала.