Дело огня
Шрифт:
— Да вы угощайтесь, — господин Мияги хлопнул в ладоши, и слуга в черном поставил перед ними блюдо с уткой по-пекински. За соседними столиками принялись щелкать палочками.
— Благодарю, я не хочу, — сказал Асахина.
— Да, прости, — согласился Ато, — это не в твоем вкусе. Но рис-то с айю ты всегда любил. Я, когда узнал, что ты будешь, специально попросил господина Мияги, чтобы приготовили эту рыбу.
— Я просто не голоден, — сказал Асахина.
— Значит, ты готовишься драться, — Ато засмеялся. — Неужели под этой заморской шкурой все-таки скрывается японское сердце?
Он обвел собравшихся широким жестом.
— Видите, господа. Асахина-кун все-таки японец. А ведь кое-кто из вас сомневался.
Инженер вздохнул. Взятый Ато фамильярный
— Просто есть вещи, (запятая) которые отбивают всякий аппетит…
— Да, есть, — Ато хмыкнул. — Ну что ж, тогда, быть может, сыграем?
Белая рука скрылась в рукаве и показалась снова, держа сверточек бумаги-васи. Ато поддел бумажную ленту, разорвал ее и развернул веер цветных картинок.
— Мой ход первый, конечно.
Он ловко вытащил из колоды первую картинку.
— Начнем… с кого бы? С сёгуна, пожалуй. Ах, какой человек, Хитоцубаси Кейки, надежда реформаторов, а как стал регентом при родиче, так реформаторам к горлу меч приставил. Полководец, победитель варваров — смех сказать, выше закона стояли варвары при нем в стране. А те, кто хотел видеть Ниппон сильным, у него вне закона были. Скажут, ради клана он все это делал, ради Токугава — но разве он клана своего держался?— Ато покачал карту на ладони. — От звания отрекся, столицу уступил. Тех, кто стоял за него в мире и войне, ни во что поставил, свою жизнь берег, вашего командира, — он кивнул в сторону Сайто, — головой врагам выдал. Северные кланы его именем поднялись — не поддержал… И жив сейчас. И изголовье жёстким ему не кажется.
— Да, неудачным сёгуном он был, — согласился Асахина. — И полководцем плохим. Ненадежным. Но что это меняет?
— А что думает ваш спутник?
— Хитоцубаси Кейки, — полицейский стряхнул пепел, — дал нам оружие и позволил делать то, что мы считали нужным. Зная — а к началу войны этого не знал только глухой, — что политических расхождений с нами у него больше, чем с вами. Нам не на что жаловаться. Нас никто не предавал.
Ато положил рядом вторую карту.
— Зайдем с другой стороны. Ёсида Сёин [78] . Тихий такой книжник. А каких учеников вырастил? Сам не убивал, нет. Видать, был недостаточно безумен, чтобы справедливость наводить своим мечом. Зато по его слову пролилось больше крови, чем пролил бы я, хоть я тысячу лет проживи.
78
Ёсида Сёин (1830-1859) — самурай хана Тёсю, философ, военный теоретик, один из идеологов «нового монархизма». Основал частное учебное заведение «Сёка Сондзюку», из которого вышли многие известные впоследствии деятели антисёгунского движения. В 1859 году был казнен за участие в подготовке покушени на первого министра. «Если разум несправедлив, справедливость должна стать безумной», — один из лозунгов Сёина, а затем всего патриотического движения.
Полицейский улыбнулся…
— «Если разум несправедлив, справедливость должна стать безумной». За такими словами всегда много крови. Но те, кто проливал ее под этим флагом, проливали бы ее под любым.
Сигарета в его руке испускала тонкую синюю струйку дыма с облачком на конце. Инженер отогнал от себя облачко.
— Да и флага-то не было, — сказал он. — А в том, чтобы поджечь столицу, ради возможности похитить императора, и вовсе нет никакой справедливости. Даже безумной.
— Да, — кивнул полицейский, — почему-то многие считают, что чем больше разрушено ради дела, тем справедливей дело. Как будто правота — людоед.
Для полноты картины, подумал инженер, следовало бы нам покачать головами, как паре китайских болванчиков. Фарфоровые чиновники в черных шапках и расписных одеждах, с толстенькими белыми щечками так явственно представились его мысленному взору, что он не удержался от смешка.
Ато
— Это старье в Киото все равно пришлось бы сносить, — сказал он. — Но твои друзья, Ран, справились с этим лучше.
Полицейский посмотрел на него с веселым любопытством.
— Вам тоже не нравится старая столица? В свое время я встречал двоих, нет, троих людей вашей комплекции, которых она страшно раздражала…
Ато хмыкнул.
— Планировка меня и сейчас не устраивает. Но продолжим игру, — он заговорил нараспев, — господин Сайто, мот-то сан-бан-тай ку-ми-тё-ё [79] … Да, продолжим…
Он выложил еще одну карту.
— Скажи, Тэнкен, это правда, что Кацура-сэнсэй перед смертью разговаривал с покойным Сайго? — голос его чуть изменился, словно вступил другой человек: — «Неужели мало крови?»
79
Бывший командир третьего звена.
Асахина не ожидал этого. Только не этого. Только не услышать, как бледные губы ночного убийцы произносят слова Кацуры почти его голосом.
— Странно, что его это беспокоило, — Ато любовался дымком из своей трубки. Он уже не сидел прямо, он слегка развалился, опираясь рукой о подставку, и запрокинул голову. Бледное лицо казалось вырезанным из бумаги. — Сам-то он никогда не боялся крови. Кому, как не мне, знать… Он понимал, когда кого использовать, Кидо Такаёси, Кацура Когоро, сколько имен — столько и лиц. Он знал, по каким делам можно посылать тебя, а по каким нужно посылать меня. Такасуги Синсаку привел корабли к Хаги — и город упал в его ладони. Знаешь, сколько людей умерло в Хаги за ночь до того? А сколько — после? Не врагов, не сторонников сёгуна — где в Тёсю отыщешь сторонников сёгуна? Нет, тогда выбивали своих — слишком глупых, слишком храбрых или слишком осторожных. Тех, кто помешал бы воевать. Ну и родню с друзьями — чтобы не было мстителей. Один такой уцелевший нашел потом Кацуру в Америке. Твой сэнсэй убил его столовым ножом — он же не носил с собой боевого оружия. И вправду — зачем?
Асахина Тэнкен помнил Хаги в тот день. Как они вошли в гавань, и как шли потом к замку, примеряясь к шагу Такасуги. А тот был рад удаче и победе, азартно-весел, и предательский туберкулезный румянец горел у него на скулах.
— Потому и не носил, что незачем, — согласился Асахина. — Но ни я, ни ты не были его вассалами. Нам было вовсе не обязательно выполнять его приказы. Мы это выбрали сами, не нам и обвинять его.
— Ты считаешь, что он был прав?
— Я не смог бы лучше.
Не говорить же ночной нечисти, что как раз в семьдесят седьмом, незадолго до войны в Сацума, он спросил Кацуру-сэнсэя, что тот думает о сделанном. И получил ответ, точный и внятный, как все, что говорил и писал Кацура: «Конечно, для меня самого было бы много лучше, если бы меня убили в шестьдесят четвертом. Но если я не сплю по ночам, то это потому, что работы много. Или, — улыбка у него была похожа на птицу, так же легко перелетала на чужие лица, — если найдется мастер го, с которым я еще не играл».
Справа что-то изменилось. Такое ощущение, как будто кот мурлычет. Ага, господин Сайто, какие-то выводы сделаны и вы довольны ими. Впрочем, вы бываете довольны самыми неожиданными вещами.
В зале было тихо. Все эти люди, с лицами в тени, в старинных одеждах, напряженно вслушивались в разговор. Кто-то подливал сакэ и пил, но все почти бесшумно. Только шелк шелестел.
Следующую карту Ато бросил небрежно:
— Синсэнгуми-но-Они. [80]
Имени он мог и не называть. А вот злобы в голосе скрыть не смог.
80
«Демон/злой дух Синсэнгуми», прозвище Хидзикаты Тосидзо.