Дело огня
Шрифт:
— Нет, — сказал Харада, — это с концами, если башку напрочь. Это берет даже, — он снова захрипел, — хозяев. И здесь, Сайто… здесь я тоже на тебя рассчитываю.
— Ты? — Сайто сделал вид, что изумился. — Не верю. Или у тебя и шрам с брюха сошел?
— Сошел. Вот ведь как оно бывает, Сайто. Сошел напрочь. Я бы сделал это, пока был жив, поверь. Я бы сделал, но не хотел один. Мне нужна была компания в ад, а потом — он предложил, и я оказался дураком, да… Но теперь — это в тысячу раз труднее, чем живому, потому что… — он шумно сглотнул. — Живые не знают их. А они здесь. Эта стеночка, которая отделяет наш мир, — она такая тонкая… И она истончается каждый день, Сайто. Мы слышим, как они скребутся с той стороны. И нам страшно. Я выбрал плохую смерть, сан-бан кумитё. Я узнал страх.
— Все боятся, — пожал плечами полицейский. — Но и по Ато было видно, что плохи дела. Жалко. Мне понравилась эта скорость.
Тот, кто некогда был командиром десятой, не знал, что он должен чувствовать. Человек у стены был рад его видеть. Искренне рад. А еще он был очень раздражен тем, что коллега за эти годы успел так основательно влипнуть. А еще у него болела голова. И вообще все, что должно болеть у человека, которого порезали копьем, два раза стукнули о стену и один раз — о потолок.
А еще он совершенно не изменился.
— Твой хитокири, — сказал Харада. — Я постараюсь его вытащить, если что. Я бы обратился за помощью к нему, а не к тебе, если бы на него не наложил руки Ато. А с Ато я схватиться не могу. Он… не дает.
К нему, а не ко мне. Хотел бы я знать, почему.
— У него много власти над тобой? И над другими?
— Мы все — часть него. Он дал всем нам отпить своей крови. Он может приказать не дышать — и мы не сможем.
Вот, значит, какова эта власть… Да, ради такой мести Ато мог бы пощадить Тэнкена.
— Времени мало, — сказал Харада. — Я должен подниматься. Поэтому слушай самое главное. Я чувствую тебя не так, как других людей. Если закрыть глаза — ты кажешься большим зверем. Просто существом с теплой кровью. В темноте мы видим как днем, но если ты будешь невидим для простого глаза — тебя можно принять за большую собаку или рысь. Не знаю, заметил ли это кто-то из нас, — Тэнкен слишком… отсвечивал. Но тебе может пригодиться. Если есть способ отозвать твоих людей — отзови. Ни я, ни Ато их пока не чувствуем, но я знаю тебя, да и Ато вышибли не все мозги. Нас, таких, здесь двенадцать. Если войска или полиция сунутся сейчас в лес — будет просто резня и ничего больше. Часть, которую пришлют усмирять беспорядки в Кадзибаяси, верна… ты понял кому. Это запасной план. Так что стрельбу поднимать сейчас нельзя, пусть он думает, что все идет как задумано. Нужно брать Кадзибаяси утром, когда мы ляжем в гробы. Нас отправят составом — как погибших при обвале на шахте. Остальные поедут вроде как в отпуск. Под углем и шпалами будут ящики с оружием. И последнее. Я оставляю здесь фонарь, пистолет и одежду. Пароль — Маруяма. Никого из наших ты не обманешь, а с людьми — как повезет.
Беспокоится Харада зря. Никто не сунется ночью в лес — у них совсем другой приказ. И приказ другой, и что лесную зону без надобности штурмовать не стоит, господин Камимура, командир отряда, еще с той войны запомнил. Хорошо запомнил. Ему сам Сайто когда-то и объяснил, почем обходятся ночные атаки вверх по склону на укрепленную позицию. Нет, никто не сунется в лес. Будут ждать. Сигнала — или нападения. Господину министру обороны не нужна слава паникера. Ему нужны заговорщики. По возможности — все. А инспектору нужно кое-что еще. Кое-что,) о чем в компании юрэя не стоит даже и вспоминать. Даже если этот юрэй — свой.
Чиркнула спичка. Слабый огонек переселился на кончик фитиля, ожил, расправил крылышки, затрепетал… Харада прикрыл его колпаком, задернул штору. Несколько мгновений Сайто видел его лицо.
Он не мог до этого момента представить себе Хараду худым. И седым — тоже не мог представить.
— Мы теперь похожи, правда? — сказал бывший командир десятой.
Нет, подумал полицейский. Мы теперь совсем не похожи. Вы видите в темноте как днем, отличаете животных от людей… Я не спрошу тебя, едите ли вы людей. Я, кажется, знаю ответ.
— А помнишь, — сказал полицейский, — как мы всей веселой компанией ушли в самоволку и потом командиру пришлось закатать нас под домашний арест?
— Помню, — отозвался Харада. — С нами тогда еще был Ито. Ты его потом убил.
— А разве это что-то меняет?
— И в самом деле, — хмыкнул Харада, поднимаясь. — Почему это должно что-то менять.
Выпрямиться во весь рост он не мог. В этом отнорке не смог бы и Асахина. Здесь люди вгрызались в землю, стоя на коленях, словно творя молитвы богу горы. И Харада, некогда гордый бесшабашный Харада, уходил согнувшись.
Оказывается, можно сгореть и так. Даже не в головешку. В отсутствие, сохранившее форму головешки.
Полицейский подумал, что Харада, наверное, завидует ему. Это он зря.
Черно-белая тень демона-они на стене одобрительно кивнула инспектору.
Асахина не видел, куда поволокли Сайто, — заметил только резкий рывок в темноту, яснее ясного говорящий, что за тварь ухватила инспектора. Инженер искал любой возможности попробовать мечом хоть одну такую — но против него выслали людей. А людей убивать без нужды он все-таки не хотел. Впрочем, его противникам тоже не повезло. В тесной шахте невозможно было ни размахнуться как следует, ни перейти в высокую стойку — а драться, нанося колющие удары, ребята Ато не умели.
Потом им стало еще труднее — несколько тел загородили проход. Стрелять они, видимо, не решались. Правильно не решались, газ в шахте точно есть, если он взорвется, не поздоровится даже юрэям.
Асахина был заперт в тупике, куда ему пришлось нырнуть, когда Сайто уже не мог прикрывать спину. Он понимал, что дело безнадежно, — а его противники понимали, что он это понимает, и отчетливо осознавали преимущества его положения. Им не хотелось умирать, а он был готов. Им не хотелось отвечать перед старшими за побег Асахины, а он отвечал только перед собой и тем, кого они не знали.
Они начали тянуть время — наверное, хотели подождать, пока погаснет светильник, чтобы ночные убийцы смогли атаковать в темноте. Асахина знал, чего ради его уговаривают сдаться, — и готовился к прорыву, собирая силы: в затхлом, влажном воздухе подземелья они уходили быстро. Но он недооценил крестьянскую смекалку: первый же его удар увяз в чем-то жестком, никак не похожем на человеческое тело — и это что-то, в полумраке принятое им за человека, тут же швырнули на него. Высокая корзина для угля. Не давая опомниться, на него обрушили вторую и третью корзины — а там уж выбили меч и принялись топтать ногами.