Дело огня
Шрифт:
Ато посмотрел на них — глаза как два черных дула, и у девицы, выглядывающей из-за его плеча, взгляд такой же, как будто она отражает все настроения Кагэ.
— Крестьяне, — мертвым, ледяным голосом сказал Ато, — вероломны и подлы. И предают даже тех, кто на их стороне. Или Яманами, которого он заставил покончить с собой, не был ему другом?
— Правила, — улыбнулся полицейский, — даже самые лучшие, можно нарушать. Иногда их даже нужно нарушать. Яманами-сэнсэй их нарушил. У него были причины, и он знал, что делал. Там все знали, что делали, — он повернулся к инженеру. — Это одна из вещей, которых мне теперь страшно не хватает.
Инженер молча кивнул. Он сам был нарушителем правил — с того самого дня, когда вышел из отцовского дома, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Он и тогда, в шестнадцать лет, знал, что делал. Сейчас он тоже это знал. И поэтому Кагэ мог раскладывать свои карты хоть до утра.
А ведь Кавадзи, шеф полиции, как-то сетовал на то же самое — что у него слишком мало людей, которые знают, что они делают. И зачем. Пожалуй, можно перестать удивляться тому, что Сайто оставили в живых.
— Вы, наверное, и отчеты не всегда пишете? — спросил Асахина.
— К счастью, — вздохнул полицейский. — Ну вот как бы выглядела на бумаге нынешняя история?
— Как китайская повесть о тяжбе покойников, — признал инженер.
— Неплохо, — отозвался Ато. — Мне нравится это сравнение. Такасуги, Кацура, Сайго, а вот теперь и Окубо… Они уходят один за другим — те, за кого мы дрались. Те, кто нас предавал… Приходят новые… Такие, как господин Мияги. Скажи, Асахина, неужели ты намерен драться за них? Неужели ты вконец превратился в гайдзина? Неужели думаешь, что, зашив крест в омаморибукуро, кого-то обманешь? Пока твои покровители были живы, тебя никто ни о чем не спрашивал. Но они погибли, Тэнкен. И перед тобой завтра же закроются все двери, если одна птичка в Токио напоет твоему начальству, что в Англии из тебя сделали не только инженера. Вот этот тип тебя же и арестует.
— Почему тебя так волнует моя судьба, Ато? — Тэнкен улыбнулся. — Раньше ты не проявлял такой заботы.
— Раньше оба мы были моложе и глупее, — Ато поморщился. — Я ненавидел тебя, Тэнкен, да и теперь ненавижу, но время настало такое, что даже и ненавидеть-то по-настоящему некого — только презирать. Есть дело, хорошее дело — и мечом помахать, и с паровозиками поиграться вдоволь. Как раз для Тэнкена — но для того, прежнего Тэнкена. Который по пьяному делу рвался спуститься в ад и спасти богиню Идзанами [83] .
83
Идзанами и Идзанаги — боги японского пантеона, они же родоначальники человечества. Согласно легенде, Идзанами умерла, родив бога огня Кацугути. Идзанаги спустился за ней в царство мертвых, но, испугавшись ужасного вида умершей супруги, бежал. Оскорбленная Идзанами в отместку сделала людей смертными.
Асахина расхохотался.
— Да, сакэ тогда сильно ударило мне в голову. Но ты так и не понял, почему я рвался в ад за Идзанами — а значит, не поймешь и всего остального. Мне нечего с тобой делить, Ато.
— Нечего? — Ато двумя пальцами вытянул карту и со щелчком положил ее поверх предыдущих. — А дракон?
И Асахина почувствовал, как кровь отливает от лица. Потому что Кацура-сэнсэй был командиром, за которым можно было идти. Настоящим, из тех, кто доходит до цели и у кого эта цель не изменится по дороге. Но только командиром. А жизнью, дыханием, светлым, летучим пламенем был совсем другой человек. Сакамото Рема, ронин из Тоса, сумасшедший, волшебник, архитектор. Парус, наполненный божественным ветром. Этот ветер ни на миг не ослабевал, им были полны все дела и даже полупьяная застольная болтовня. Он был один, сам по себе, без клана, без партии, без покровителей. Вечно растрепанный, в старых хакама, с одним мечом за поясом и револьвером за пазухой, крушитель традиций, чья смерть разрушила надежду на мир.
Он — такой, каким был — мог заставить кровных врагов выслушать друг друга, мог договориться с кем угодно… И договорился ведь — сёгун подписал соглашение, до мира оставалось рукой подать. Конечно, не в одном Рёме было дело, конечно, вся история страны, весь этот вес, все требовало выхода — но Асахина почему-то был уверен (и знал, что делит эту уверенность со многими), что если бы убийцы не пришли тогда в комнату над магазинчиком, где ночевал больной Рема, войны бы не было.
И по всему выходило, что убил золотого дракона человек, сидевший справа. Или нет?
— Ты знаешь, что Сайго Такамори не хотел мира с сёгуном, потому что мир не дал бы преимуществ Сацума? — спросил Ато, кладя справа от карты дракона другую. — И что советник Ито — тот самый, что с треском ушел из вашего отряда, — кивок в сторону полицейского, — не хотел мира, потому что в смутное время легче выдвинуться?
Еще карта легла слева.
— И что командир киотского самурайского ополчения поклялся убить Сакамото? — карта сверху. — А императорскому двору не нужен был сёгун ни на каких условиях, — карта снизу.
Ато в упор смотрел на Асахину — нет, Кагэ на Тэнкена, в глазах горел красный огонь.
— Твой дракон был нужен мертвым всем. Кроме твоего сэнсэя, Тэнкен, — и Кондо. Вот потому сделать эту работу попросили меня, — Ато улыбнулся, — чтобы, в случае чего, Кацура-сэнсэй не мог отпереться, что он тут ни при чем. И подкинули на место ножны его дружка, — он слегка двинул бровью в сторону полицейского, — кому как не Волкам из Мибу убивать патриотов по ночам, правда?
— Вот видишь, — сказал полицейский свитку на стене, — и вправду сами всё рассказали.
Черно-белый демон-они на рисунке не ответил.
— Не всё, — сказал Асахина Тэнкен звонким, как утренний лед, голосом. — Он не сказал, кто попросил.
Кагэ улыбнулся — гадкой улыбкой, оскалом.
— В преисподней, куда ты, Тэнкен, так рвался, тебя это уже не будет волновать.
— Не беспокойтесь, Асахина-сан, эти имена ни вам, ни мне не интересны, — полицейский выщелкнул еще одну сигарету. — Ато-сан, конечно же, скажет, кто его просил. Потом скажет, что сам намерен выступить против тех людей — или нелюдей. Но не думаю, что он назовет того, чью просьбу он выполнил.
— Разумеется, — тем же стеклянным голосом отозвался Асахина. — Он ведь не может. Бунраку [84] . Куклы — вот они, а актеры за ширмой, в темноте.
Ато открыл рот — и тут его перекосило. Глаза съехались к переносице, лицо повело судорогой, кривящей рот, тело согнуло набок. Как будто он хотел ответить, но неведомая сила ему не давала.
— Вот так, — заключил полицейский. — А кукловода здесь, увы, нет.
— Аоки? Или Уэмуры? Хотел бы я знать, зачем он спалил верхнюю деревню? Если уж имя себе взял…
84
Бунраку — кукольный театр. Каждая кукла управляется тремя кукловодами со скрытыми лицами.