Дело «Пестрых». Черная моль
Шрифт:
— Добре.
…В тот же вечер, незадолго до конца смены, напротив заводских ворот остановились две легковые машины. В одной сидели Сергей, Забелин и Лобанов, в другой не было никого, кроме водителя.
Вскоре из проходной стали выходить люди. Их становилось все больше. Когда на улице появился Митя, Сергей, обращаясь к товарищам, сказал:
— Ну, хлопцы, за дело. Вот этот, видите? Только дайте ему отойти подальше, чтобы ни одна душа не заметила.
Лобанов и Забелин вышли из машины и направились вслед за Митей.
Сергей возвратился в управление. Через полчаса к нему зашел Лобанов.
— Все, геноссе Коршунов. С завтрашнего дня я вам больше не помощник.
— Что?
— Точно. Думаешь, опять травить начал? Нет, браток. Самостоятельное задание. Ложусь на параллельный курс.
Сергей уже отучился задавать лишние вопросы, хотя и разбирало любопытство: что за задание получил Сашка? «Сам сейчас трепанет», — решил он, хитровато взглянув на приятеля. Саша подмигнул и понимающе хлопнул Сергея по плечу.
— И не рассчитывай. Когда надо, Лобанов — могила. Понятно?
Сергей не выдержал и рассмеялся: «Вот чертяка рыжий, до чего же проницательный». Но тут он вспомнил о Мите и уже другим, озабоченным тоном спросил:
— Ну как, Саша, привезли?
— Что за вопрос? Полный порядок, — весело отозвался тот. — Беседуют.
— До чего только добеседуются, — с тревогой заметил Сергей.
Действительно, в кабинете Зотова происходил трудный разговор.
Когда ввели Митю, Зотов что-то писал. Он мельком взглянул на мрачного, озлобленного парня и сказал:
— Присаживайтесь, Неверов. Я сейчас кончу, тогда поговорим, — и снова углубился в работу.
Зотов решил дать Мите время осмотреться, успокоиться и подумать, главное — подумать.
Несколько минут в кабинете царила тишина. Наконец Зотов поставил точку, перечитал написанное и, сняв очки, откинулся на спинку кресла.
— Ну, так как живешь, Митя? — просто спросил он.
— Живем, как все, — буркнул тот.
— Мать-то здорова?
— Меня сюда не чай пить привезли, чтобы о здоровье спрашивать, — сердито блеснул глазами Митя.
— Это верно, чай пить нам с тобой еще рано, — согласился Зотов и снова спросил: — Братишку твоего, кажись, Валеркой звать?
Митя не ответил.
— Видел я его недавно, — с явным удовольствием продолжал Зотов, игнорируя враждебное настроение Мити. — Добрый паренек. Только, по-моему, плохо за ним мать смотрит. Шубку ты ему купил знатную, а пуговицы оторваны, варежки рваные.
— Мать теперь за другим смотрит, — глухо ответил Митя. — Не до Валерки ей.
— Тоже слыхал, — вздохнул Зотов. — Один ты у него остался. Он тобой здорово гордится. И любит, видать. Я его спрашиваю: «У тебя отец есть?», а он отвечает: «Нет, у меня Митька». — «А мать, — спрашиваю, — есть?» — «Есть, — отвечает, — но заместо нее тоже Митька».
Зотов заметил, как у Мити вдруг потеплели глаза и он, словно испугавшись, поспешно отвернул голову.
— Вот жаль только, — огорченно продолжал Зотов, — если не удастся у парня жизнь, если не отплатит он тебе добром за добро.
— Это почему же?
— Плохой пример перед глазами имеет.
— Чей же такой?
— Да твой, Митя, твой.
Зотов почувствовал, как снова охватила его жалость к этому ершистому, вконец запутавшемуся парню. Первый раз он это ощутил сегодня днем, когда побывал дома у Мити, поговорил с Валеркой и соседями по квартире.
— Будем, Митя, говорить откровенно?
— Думаете, на простачка напали? — криво усмехнулся тот. — Я никого никогда не продавал. И вообще зря прицепились, я ничего не знаю.
— Первому верю, а второму нет, — покачал головой Зотов. — Но сейчас речь не о том. Скажи, правда, что ты с Зойкой порвал?
— Никому до этого дела нет, — отрезал Митя.
— Ты хочешь сказать, что это никого не касается?
— Вот именно.
— То есть никому от этого не стало ни лучше, ни хуже?
— Во-во.
— А это, брат, уже неверно.
— Как так? — Митя не понял и насторожился.
— От того, что ты спутался с Зойкой, стало хуже, по крайней мере, двоим, а лучше — тоже двоим, — убежденно ответил Зотов.
— Загадки загадываете, — не очень уверенно усмехнулся Митя.
Чем дальше продолжался этот странный для него разговор, тем яснее Митя чувствовал, как уплывает у него почва из-под ног. Еще в машине он приготовился к жестокому, злобному отпору и весь внутренне сжался в предчувствии недоброй схватки. Но этот человек сразу сбил его с толку. Митя не чувствовал враждебности в его тоне, а только искреннее участие. Митя убеждал себя, что это хитрая уловка, обычный прием, чтобы задобрить его и обмануть. Но до конца убедить себя в этом ему не удавалось. И еще Митю удивляла и беспокоила осведомленность этого человека. Откуда он все знает? И что еще он знает о Митиных делах?
— Загадки? — переспросил Зотов. — Вот уж нет. От того, что ты спутался с Зойкой, хуже стало двоим: тебе самому и Валерке. Что деньги у тебя появились, так то не большое счастье. А лучше стало тоже двоим: Зойке и… Папаше.
Когда он назвал Папашу, Митя невольно вздрогнул, и это сейчас же подметил Зотов. Если бы Митя даже не вздрогнул, а только собрался это сделать, то, кажется, Зотов уловил бы и это, — так чутко натянут был у него каждый нерв, так стремился он всем существом своим понять малейшее движение в душе этого парня.