Дело «Пестрых». Черная моль
Шрифт:
Холодное и ясное московское утро. Гудит заводской гудок. И со всех сторон текут к широким воротам люди — рабочие, мастера и инженеры.
Пожилые идут неторопливо, серьезно или со смешком беседуя между собой. А молодежь идет шумной гурьбой, спорят, смеются. Парням словно жарко, пальто — нараспашку, шапки лихо заломлены на затылок, в уголке рта задорно торчат папироски — «гвоздики».
Идут, взявшись под руки, девушки в ярких пальто и косынках. Они то перешептываются, то звонко хохочут, поглядывая на парней.
Митя идет один и рассеянно смотрит по сторонам. Он одет в свое старое, видавшее виды черное пальто, брюки заправлены в сапоги, с голенищами, собранными в гармошку, на голове кепочка с пуговкой
У Мити болит голова, а на душе тоскливо и тошно. Эх, зачем только пил он вчера так много с Федькой! Теперь опять будет придираться и ворчать Никанор Иванович. И ребята из бригады поднимут крик, что Митя срывает им план и подводит в соревновании. «Ну и черт с ними», — решает Митя и с независимым видом оглядывается.
Вон идет Петька Гвоздев, обняв за плечи своего дружка. Подумаешь, герой! До сих пор всем рассказывает, как еще летом помог поймать у парка какого-то бандюгу, записался в бригадмил и подбивает ребят записываться. Давно бы проучить стоило. Митя уже не раз собирался сказать о нем Папаше, но удерживался: все-таки свой парень, из их бригады.
Митя старается держаться от него подальше. Но это плохо удается: Петька — парень общительный, а к Мите что-то особенно часто в последнее время стал лезть с разговорами да советами. Даже дома у него побывал, познакомился с матерью и Валеркой. Тот теперь пристает каждый день: «Когда дядя Петя еще придет?» А Митя ревниво отмалчивается или переводит разговор на другое: Валерку он любит, но порой стыдится его голубых, ясных и озорных глаз. За Валерку он в ответе с тех пор, как погиб отец, и особенно с того дня, как у матери началась своя, отдельная от сыновей жизнь.
И чем же был виноват Митя, что не устоял под лукавым и призывным взглядом Зои, их соседки по дому. Вскружила она ему голову, утянула к себе, насмехалась и подзадоривала, играла на гордости и мужском самолюбии. А Митя захлебнулся от неведомых ему до того чувств, от жгучей и трепетной близости с ней.
Но Валерку он не забывал. Это было то особое, дорогое, важное, что хранил от всех. Как только появились новые, нечестные деньги, Митя первым делом истратил их на брата и при этом не старался разобраться в странном, противоречивом чувстве, владевшем им. Гордость и стыд переплелись в его душе, когда он смотрел в радостные и доверчивые глаза Валерки. Но от стыда ему помогла тогда избавиться Зоя.
И только много позже, совсем недавно, Митя стал как бы просыпаться. В этом ему неожиданно помог сам Папаша. Митя хорошо помнит тот вечер, когда старик, любовно уложив в ящик буфета какую-то блестящую безделушку на тонкой цепочке, как бы между прочим сказал ему, что надо будет ограбить заводскую кассу в день получки. «За всю свою бригаду один огребешь», — усмехаясь, посулил он и стал объяснять, что Митя должен делать.
Но Митя плохо слушал. Перед его глазами стояли ребята из бригады, которые две недели «вкалывали» вовсю и должны были получить те деньги. И впервые Митя заколебался. Под холодным и проницательным взглядом Папаши он не осмелился возражать, но стал тянуть, инстинктивно отодвигая от себя решающую минуту. Митя чувствовал недовольство Папаши, опасался каждой новой встречи, однако и порвать с ним не решался. Он знал, что Папаша отомстит, страшно отомстит.
Правда, вчера старик неожиданно подобрел. Но Митя теперь не верил ни единому его слову. Ведь как раз вчера Папаша раскрылся перед ним с новой стороны. Подумать только: убить неизвестную девчонку в угоду каким-то двум парням, а потом забрать и их в свои руки! Сейчас, в ярком утреннем свете, среди людей этот замысел показался Мите особенно страшным. Его даже передернуло всего, и он поспешно оглянулся по сторонам, не заметил ли кто-нибудь этой страдальческой гримасы.
Взгляд Мити опять упал на идущего впереди Гвоздева. Ишь, как хмуро сейчас
У Мити на щеках заиграли желваки: к чертовой матери эту погань вместе с Папашей! Но тут ему опять стало не по себе. Ладно, он пойдет на последнее дело. Последнее! Потом начнет потихоньку завязывать и — баста. А то уже не только ребята на заводе, но и Валерка начинает замечать.
А Валя? Да, здорово она переменилась после той истории. Ведь Митя точно знает, что нравился ей раньше, он даже как-то записочку от нее получил: «Привет от одной блондинки из формовочного. Будете сегодня на вечере в клубе?» Митя тогда расхохотался и стал читать записочку приятелям. Валя узнала об этом, обиделась, но ненадолго. Скоро приветы «от одной блондинки» возобновились. Но Митя продолжал смеяться над ней. Потом кто-то из приятелей сообщил ему, что Валя подговаривает знакомых парней избить Митю. «Ей вся окрестная шпана знакома», — сказал он. Митя вспомнил, как дружно встали за него ребята из его бригады, не дали в обиду.
Вскоре случилась у Никанора Ивановича Амосова та страшная история. После этого Валя словно стала избегать Митю. А месяца через два он познакомился с Зоей.
Как же удивился Митя, когда совсем недавно на вечере в клубе он снова увидел Валю. Она участвовала в концерте самодеятельности. Валя пела! Митя смотрел, слушал и не верил самому себе. Это была, конечно, та же давно знакомая Валя из формовочного цеха, но в то же время это была совсем другая Валя. Румяная от волнения, застенчиво вышла она на сцену в черном длинном платье, с букетиком каких-то цветов, приколотым к груди. Подавив смущенную улыбку, она скромно поклонилась и отошла к роялю, за который сел незнакомый высокий чернобровый парень. Они обменялись взглядами. Валя улыбнулась ему, очень просто и дружески, но Митя почему-то почувствовал легкий укол ревности. Конферансье объявил, что будет исполнен «Жаворонок». Митя забыл имя композитора. Он, не отрываясь, смотрел на Валю. Митя думал, что она сейчас начнет, как всегда, ломаться. Ничуть не бывало! Она даже не подняла глаз, лицо ее стало сосредоточенным, задумчивым. Она запела, и столько радости и задора, столько неожиданной прелести было в ее звонком, красивом голосе, что Митя замер от восхищения.
С того вечера Валя не выходила у него из головы. Он стал искать встречи с ней и как-то во время обеденного перерыва зашел в формовочную. Увидев его, Валя покраснела и под каким-то предлогом убежала. А Митя, скрывая волнение, небрежно спросил знакомого парня:
— Что это Валька-то ваша, в артисточки записалась, фасон давит?
Парень неожиданно насупился и отрезал:
— Растет человек, меняется, так что насмешечки свои брось, пока в морду не получил.
Оказывается, формовщики очень гордились Валей.
Но при следующей встрече краснеть пришлось уже Мите. Он случайно столкнулся с Валей в бухгалтерии. И черт дернул именно в этот вечер приступить к выполнению задания Папаши. А на другой день Митя встретил в формовочном Петьку Гвоздева, он о чем-то оживленно разговаривал с Валей. Увидев Митю, оба смолкли.
Вот и все. И разве кто-нибудь может понять, что творится сейчас в душе у Мити? Кажется, он и сам не может в этом разобраться. Одно ясно: тошно ему стало жить на белом свете, ох, как тошно! Если бы не Валерка, бросил завод, уехал бы, сгинул, а там пропади все пропадом!