Дело победившей обезьяны
Шрифт:
Но что ж у нас, научники кончились в Возвышенном, что ли?
– Вы не могли бы сбросить мне этот файл? – спросил Богдан. – По почте или… надежнее, пожалуй, прямо сейчас на дискету.
– Охотно, Богдан. – Катарина, покопавшись в живописном беспорядке на столике слева от компьютера, двумя пальчиками вытянула из бумажных сугробов дискету и лихо вогнала ее в дисковод.
– А скажите, Катарина, – спросил минфа, осененный новой мыслью, пока дискета тихонько покрякивала и поквакивала, принимая на себя столь знакомый Богдану и столь невероятный здесь, в этой мирной комнате, файл. – Вы многим показывали это… ну, когда консультировались насчет того, как превратить вопросики в текст?
– Нет, –
– Если мне понадобится с ним побеседовать, я могу сослаться на вас?
Катарина колебалась лишь мгновение.
– Что уж, – сказала она, полуобернувшись к Богдану и протягивая ему дискету. С подушки она не встала, и Богдану пришлось шагнуть к ней; теперь он смотрел на нее сверху вниз, а Катарине, сидевшей, словно одалиска, у ног минфа, приходилось задирать голову, чтобы не терять его взгляда; впрочем, ей шло и это. – Коготок увяз – всей птичке пропасть… Это такая русская поговорка.
– Я знаю, – сказал Богдан.
Катарина чуть принужденно рассмеялась.
– Простите, – сказала она. – Дурацкая привычка… Это я Гийаса тренирую. Который год в Гласном Соборе – а вот сейчас пожили вместе спокойно, и я только теперь разглядела, он совсем слаб в русской идиоматике. Натаскиваю его… В публичной речи вовремя вставленная пословица дорогого стоит, по себе знаю. А вы, верно, решили, что у меня не все дома?
– Не все дома – это такая русская поговорка? – спросил Богдан.
Они рассмеялись.
С каждой минутой Катарина нравилась Богдану все больше; впечатление взбалмошной избалованной куклы, возникшее у него поначалу, неудержимо таяло. Катарина торопливо написала что-то на клочке бумаги и поднялась наконец; оправила халат, мягко встряхнула руками, расправляя широкие, словно веера, рукава. Подала клочок Богдану.
– Вот имя и адрес моего консультанта, – сказала она. – И телефон. Должна вам сказать, что он был очень удивлен происшедшим.
– Должен вам сказать, что я удивлен не меньше… Спасибо, Катарина, вы оказали огромную помощь следствию.
– Теперь я ночи спать не буду, пытаясь понять, какому именно следствию, – сказала Катарина, и Богдану показалось, что журналистка вовсе не шутит.
– Сенсаций тут не будет, – поспешил разочаровать ее минфа. – Мне поручено разобраться с недавним шумным плагиатом… в Мосыкэ.
– А, – пренебрежительно скривилась Катарина, – эти…
– Да, эти. Всего вам доброго. Не смею долее мешать вам наслаждаться… теплом семейного очага.
– И вам счастливо. Звоните, ежели что. – Она неторопливо двинулась к тахте. – Милый! – крикнула Катарина весьма зычно, и через минуту, как раз когда Катарина снова прилегла, дверь открылась, и на пороге возник соборный боярин Гийас ад-Дин. – У нас все, – сказала тележурналистка. – Богдан уходит… Ты проводишь?
– Разумеется, – проговорил безропотный Гийас ад-Дин, и Богдана снова покоробило; Шипигусева опять показалась ему самовлюбленной, бессердечной курицей. Ежась и стараясь более не встречаться с нею взглядом, он торопливо вышел из комнаты, стискивая в кармане драгоценную дискету.
Соборный боярин, не так давно еще устойчиво пребывавший на грани жизни и смерти, радушно проводил Богдана в прихожую, потом – до самой входной двери, и Богдан честно и смущенно шел за ним как привязанный; но когда ад-Дин снял с вешалки изящную Богданову доху на искусственном меху и попытался помочь ему одеться, минфа не выдержал.
– Простите… – пробормотал он, буквально вырывая доху из рук пожилого члена Собора. – Как можно… Так нельзя…
Худой и седой боярин внимательно посмотрел на Богдана, и в уголках его глаз собрались смешливые
– Боюсь, преждерожденный Богдан Рухович, – негромко проговорил он, – что у вас создалось несколько превратное впечатление. Катарина действительно чудесно заботится обо мне. Действительно. Не представляю, что бы со мной было, если б она не бросила на время работу и не переехала сюда. А то, что она меня гоняет в хвост и в гриву… молодец. Все поняла, умница моя. Если бы я лежал, а она вокруг меня носилась, я бы, наверное, так и не встал. А вот когда я ухаживаю за ней… я чувствую себя здоровым, сильным, полноценным… мужчиной чувствую. Хозяином. Я даже домработнице приходить не велел… Когда сам ухаживаешь за любимым человеком, сил прибывает не в пример более, чем когда любимый человек ухаживает за тобой. Я даже думать боюсь, каких усилий ей стоит вот так лежать, как ей надоело притворяться… Она страшно деятельная женщина, страшно самостоятельная, вихрь просто, смерч… в какие только не попадала переделки со своей камерой… обвал в шахте, пожар на танкере…
– Господи, – потрясение пробормотал Богдан. – Как просто!
– Очень просто, – сказал соборный боярин Гийас ад-Дин и протянул ему руку на прощание. – При случае будьте добры передать мою благодарность вашему другу. Тому, что снял меня с карниза.
– Передам, – от души пообещал Богдан, берясь за меховую, зимнюю шапку-гуань. – Непременно передам, прер еч Гийас.
“Люди разные, – думал он, прогревая мотор «хиуса». – Разные… Но плохих – нет. Есть лишь непохожие на меня. А если вдуматься… не очень-то и непохожие. Все хотят примерно одного, хорошего хотят. Доброго, правильного, только добиваются этого поразному, потому что сами разные, так что не вдруг поймешь…”
Отчего-то ему было радостно.
Апартаменты Богдана Руховича Оуянцева-Сю,
5-й день двенадцатого месяца, вторница,
глубокий вечер
– …Тебе это кажется странным?
– Более чем странным, Фира! Невозможным! И ладно бы еще я, я в этих делах профан… Я же заехал в Управление, проконсультировался… специалисты в один голос говорят: это невозможно! И тут же оговариваются: раз это все-таки произошло, стало быть, это возможно, но о-очень редко… А на самом деле это же прямой повод для внутреннего расследования. Мой звонок Катарине спровоцировал ее интерес к этому делу. И к ней же, в ее же “Керулен” загадочным образом попадает текст предписания, которое мы – и я в том числе, между прочим, опять я! – разослали по всем подразделениям буквально через несколько часов после ареста Сусанина и исчезновения Козюлькина. Если бы предписание попало к кому-то иному, он бы даже не понял, о чем речь. Но нет – именно Катарине, которую я своими вопросами навел на тему! Причем Шипигусева получила этот текст не сразу, а на двое суток позже. Словно сеть двое суток думала, вывалить его на Катарину или не стоит. И обратного адреса никак не проследить, пробовали сейчас… Будто из нашего же Управления и отправили. Я в этом деле по шею. Может, именно поэтому Раби и поручил его мне?
– Значит, ты вне подозрений…
– Да это-то ясно! И все же утечка беспрецедентная, и косвенным образом, совершенно необъяснимо, я с нею явно связан. Ты понимаешь?
– Иншалла…
– Иншалла-то иншалла, я согласен, но расхлебывать мне самому. Еще слава Богу, там самая-то существенная часть текста запорчена… Но я все думаю – может, и не только к Катарине наше предписание прилетело? Потому мы этих троих и найти по сию пору не можем? Кто-то получил…
– Что?
– Прости, родная… даже тебе не могу сказать. Порядок.