Дело портсмутских злочинцев
Шрифт:
Он, как и вся компания, поднялся на ноги при виде неожиданного появления ЕКВ герцога Кларенса.
— Прошу садиться, джентльмены, — сказал принц Уильям. — Знаете, если я когда-нибудь заберусь на трон, то отменю все эти вставания за королевскую семью. Я видел слишком много подающих надежды морских офицеров, разбивших себе голову о подволок, вставая при тосте «За короля!»
— Правильно, правильно! — послышался голос одного из молодых офицеров.
— Не поделитесь ли вы с нами этой историей, мистер Хоар, а? — произнесло королевское высочество.
— С самого начала мне было ясно, что Артур Гладден — не тот человек, который может убить сослуживца. Следовательно, убийцей капитана Хэя был кто-то другой. Вестовой капитана? Мистер Уатт, его клерк? Какой у них мог быть мотив? Только часовой-морпех мог прояснить картину, но он таинственным образом исчез. Тогда я подумал, что наиболее вероятным подозреваемым является этот морской пехотинец. У него было средство — его байонет — и возможность. Он мог войти в капитанскую каюту в любое время под предлогом объявления о посетителе или вручения сообщения. Сержант Дойл подтвердил, что к тому времени он еще не был знаком со всем личным составом.
Хоар сделал паузу, чтобы промочить горло глотком лимонада.
— И что дальше? — Невысокий худой человек с обветренным лицом нетерпеливо наклонился вперед, и Хоар продолжил свой рассказ.
— В этих условиях морскому пехотинцу — или лицу, выдававшему себя за такового — было несложно заступить на пост часового у священного места. В действительности никто и не разглядывал его, стоявшего на посту. Как сказал мне бедный Артур Гладден, «не думаю, что кто-нибудь сумеет отличить одного "омара" от другого — разве что такой же "омар". Они же просто статуи в сапогах и алых мундирах». Единственным недостающим звеном оставался мотив. Почему морпех, незнакомый, как и большая часть судовой команды, с этим капитаном, хотел его убить? Затем Уатт упомянул пропавшую папку. Он оказался дотошным человеком, и, кстати, храбрее, чем он сам говорит о себе. Я не думаю, что он мог ошибаться в таких профессиональных вещах. Следовательно, кто-то забрал папку. Почему бы это не сделал убийца капитана? Морпех, или, скорее, лицо, выдававшее себя за морпеха?
Он сделал еще один глоток лимонада.
— Тогда я приступил к поиску пропавшего мундира морского пехотинца. Я рассудил, что убийца, скорее всего, выбросил его за борт — я молил бога, чтобы без грузила, — а не стал прятать в льялах, где раньше или позже какой-нибудь любопытный член команды нашел бы его. А потом мне повезло. Пока я размышлял над личностью убийцы — если это не был морпех, то он должен был способен убедительно выдать себя за такового, и, разумеется, это был флотский человек, — я случайно бросил взгляд на театральную афишу напротив моих окон. И что я там увидел? Имя второго лейтенанта «Вантиджа» Перегрина Кингсли, исполняющего роль Чарльза Сёрфиса, решительного молодого парня. Это мой человек, сразу подумал я.
Тут голос Хоара окончательно отказал ему. Он упал в кресло и стал шептать на ухо мистеру Прикетту, который гордо транслировал его слова громким мальчишеским голосом.
— Это могло также объяснить и пропажу папки, о которой рассказывал мистер Уатт. Предположительно, Кингсли мог каким-то образом узнать о том, что кто-то послал капитану письмо настолько разоблачительное, что его следовало украсть, не останавливаясь даже перед убийством в случае необходимости. Он с легкостью стянул из морпеховской кладовой мундир, который позднее был найден в водах гавани. Перед тем, как надеть мундир, он замаскировал лицо макияжем, оставив неизбежные следы вещества на воротнике и обшлагах, и влился в ряды морских пехотинцев, когда сержант Дойл построил их для развода караула, и удачно попал на пост.
Если я не ошибаюсь, перебранка Артура Гладдена с капитаном дала ему шанс перевести подозрение на злополучного молодого офицера. После бегства Артура Кингсли вошел в каюту под каким-то предлогом и байонетом убил капитана. Затем он поменял свой байонет на тот, который хранился у капитана, выбросил окровавленный мундир за борт и исчез в анонимности вечерней темноты на борту нового судна с вновь набранной командой.
— Но все это только предположения, мистер Хоар, — сказал капитан Райт.
— Совершенно верно, сэр. Вот поэтому я устроил ловушку для Кингсли, сыграв нашу собственную театральную постановку. Мы продолжили заседание трибунала, но в закрытом режиме, исключив возможность для Кингсли следить за расследованием. Таким образом, ему представилось, что трибунал в тайне занимается поиском флотской персоны, обладающей артистическими данными. Но даже секретные процедуры, как вам всем хорошо известно, имеют свойство протекать. Я обеспечил такое протекание, проинструктировав юного мистера Прикетта стать слегка болтливым.
Мистер Прикетт покраснел, то ли от смущения, то ли от гордости.
— Понятно, что слух, как всегда, распространился, и Кингсли ошибочно посчитал, что закон напал на его след. Он запаниковал и, как мы видим, сбежал. На этом все, джентльмены.
Присутствующие разразились аплодисментами и криками «Правильно, правильно».
— Представьте мне его, Везерби.
Со своего места в другом конце зала Хоар, окруженный восхищенными слушателями, легко разобрал громкий командный голос его королевского высочества. Везерби протиснулся к нему сквозь толпу.
— Прошу за мной, если не возражаете, мистер Хоар. Полагаю, вам знаком этикет?
— Преклонить колено и поцеловать его кольцо, так, что ли?
— Нет, конечно. Он принц, а не римский папа, к тому же здесь инкогнито. Положить шляпу на руку — вот так, да — и приветствовать его поклоном. Несколько более глубокий, чем обычно, поклон не принесет вреда.
Окружающие Кларенса придворные офицеры расступились, чтобы пропустить Везерби с Хоаром. Хоар проделал соответствующий, как ему казалось, поклон. Его королевское высочество любезно протянуло руку.
— Прекрасная работа, мистер… э-э… Хоар, клянусь Юпитером. Умный парень, не так ли? Поразительно. Если вам когда-нибудь потребуется дружеское слово, обращайтесь ко мне. Не на палубе, конечно… нельзя иметь офицера на квартердеке, который не может отдавать приказы громким голосом, так ведь?
Все это верно, подумал Хоар в тысячный раз, в то время как поддакивающий круг подхалимов вновь сомкнулся вокруг герцога. Маленький, худой человечек с испитым лицом отвел его в сторону, назвавшись Джоном Голдтвейтом, и просил заходить в любое время, когда выдастся случай, к нему на Чансери-Лейн, 11 в Лондоне.