Дело пропавшей балерины
Шрифт:
– Киев до сих пор не видел «Лебединое озеро», – сообщил Щербак.
– Разве? – спросил Тарас Адамович.
– Только отрывки. Отдельные сцены из балета. Да и то – в исполнении гастролеров.
Блондинка Бася с вызовом посмотрела на него.
– Еще увидит! – пообещала она неизвестно кому.
Тарас Адамович улыбнулся:
– Я тоже разделяю вашу уверенность, что Одетта – Вера Томашевич – должна найтись. Особенно, если вы нам в этом поможете.
Бася скорчила гримасу, всем своим видом показывая, что имела в виду совсем не это. Тарас Адамович
– Когда вы в последний раз видели Веру Томашевич? – спросил Тарас Адамович, обращаясь сразу ко всем троим.
Ответы были разными. Бася рада была бы не видеть вовсе, но встретила Томашевич на последней репетиции в театре, за день до ее исчезновения. По словам Баси, Вера, как всегда, была невыносимой и нестабильной.
– То есть? – не понял Тарас Адамович.
Бася молчала. С объяснениями помогла Ярослава:
– Вера невероятно становилась в арабеск… Застывала в позе, но центр тяжести будто смещала вперед, часто раскрывая плечи. Казалось, вот-вот упадет, но она могла замереть так надолго, это было удивительно… Неакадемично, но прекрасно…
– Неправильно, – оборвала ее Бася.
Ярослава смутилась. Сама она видела Веру утром, в день ее выступления в Интимном театре – они вместе ходили к модистке.
– Вера что-то шила на заказ?
– Нет, я шила. То есть мне шили шляпку, Вера помогала выбрать фасон.
– Она о чем-то говорила? Важно все, что вы вспомните, любая деталь, – Тарас Адамович достал из кармана записную книжку.
– Я… Вряд ли я смогу чем-то помочь. Просто говорили мы… Какой-то вздор, неважно. Вера сказала, что ей больше нравятся этюды, которые она репетировала с Брониславой, чем сцены из классического балета.
– Она не упоминала о своих планах на вечер?
Ярослава наморщила лоб.
– Это было давно… Кажется, она собиралась с кем-то встретиться.
– С кем именно?
– Я… не помню.
Бася закатила глаза. Тарас Адамович бросил на нее вопросительный взгляд.
– Ярослава не умеет врать, – объяснила блондинка. – Все в театре знают, что Вера крутит роман с Назимовым, это офицер из 1-й запасной роты, пылкий почитатель ее неакадемичности.
– А вы не одобряете?
– Неакадемичность? Разумеется.
– Нет, роман.
Бася рассмеялась.
– Роман как раз одобряю, надеюсь, что Ромео когда-нибудь все же заберет свою Джульетту из нашего театра, где все такие скучные и академичные.
Третью девушку, брюнетку, звали Мари. Тарас Адамович еще раз посмотрел на нее, что-то записал в блокноте. Мари Веру не видела, по крайней мере точно не могла вспомнить, когда они встречались в последний раз. Мари хотела как можно скорее уйти, так как заканчивался перерыв, а у нее еще было много дел. Тарас Адамович вздохнул. Щербак сочувственно посмотрел на него.
– Последний вопрос, – сказал следователь. – Сколько зарабатывают балерины?
– Что? – удивленно захлопала глазами Бася.
– Вы же получаете какую-то плату? – задал уточняющий вопрос Тарас Адамович.
– Да, но…
– И сколько же?
– Мы не обсуждаем…
– Разумеется. Но вы же можете назвать сумму?
– Девятнадцать рублей.
Сказала та самая Мари, которой так хотелось побыстрее уйти. Это много или мало? Низшие полицейские чины получали примерно двадцать – двадцать пять. Столько же – учитель начальной школы. Могла ли Вера на эти деньги содержать себя и помогать сестре? Оплачивать жилье? Ведь Мира Томашевич говорила, что впоследствии они смогли снять всю квартиру. И самое главное – могла ли она оплачивать учебу сестры?
– Почему вы спросили о деньгах? – допытывался Щербак, когда они прогуливались по коридору.
– Чтобы понять, что случилось, нужно знать, чем жила Вера Томашевич, что ее волновало.
– Вряд ли она беспокоилась о деньгах.
– Почему вы так думаете?
Щербак потер подбородок.
– Я попробую объяснить. Вера… спокойно относилась к деньгам. Никогда не работала бесплатно, даже если помочь ее просили друзья. Она позировала для меня, но я платил ей почасово.
Тарас Адамович молчал, обдумывая услышанное.
– У нее не было свободного времени, постоянные выступления, этюды, работа натурщицы, репетиции в театре.
Они остановились напротив большого зеркала. Следователь посмотрел на отражение Щербака в нем.
– Выходит, Ярослава говорит правду – Вера талантлива?
– Естественно. Она невероятна. Бася завидует, – он пожал плечами. – Но стоит отдать Барбаре должное – в своем отношении к Вере она довольно искренняя, без уловок и лжи.
После паузы добавил:
– Если вы думаете, что в театре кто-то мог затевать против Веры что-то плохое, то это точно не Бася. Она слишком прямолинейна.
– Тогда нам стоит поговорить с кем-то менее прямолинейным, – улыбнулся Тарас Адамович.
Менее прямолинейных коллег Веры Томашевич они отыскали через полчаса. Все были яркие, как мотыльки.
– Ядовитые паучихи, – прошипел зловещее предупреждение Щербак, пока они шли по коридору театра, заглядывая в двери гримерных. Тарас Адамович остановился. Он обдумывал услышанное, сопоставлял факты и вдруг спросил:
– Могу ли я встретиться с Брониславой Нижинской?
– Вряд ли услышите что-то новое, – ответил художник. – Разве что она не оперирует сплетнями.
Они остановились у одной из гримерных, Тарас Адамович снова достал записную книжку. Девушки болтали, пересыпая разговор смехом и намеками.
– Бася точно не будет страдать из-за исчезновения Веры, – говорила одна. – Теперь на Царь-девицу из «Конька-Горбунка» Нижинская, скорее всего, поставит ее.
– Наверное, развлекается с военными, – бросила другая. – Говорила, что хочет на озера, подышать свежим воздухом.
– Вероятно, киевский воздух слишком задымлен для нашей примы.
Смех. Радостный, с нотками торжества. Хорошо, что он не взял сюда Миру.