Дело Судьи Ди
Шрифт:
Проследив за прислужником, понесшем курильщикам очередной чайник кипятку, Баг обратил взор на стол перед собой. Ну конечно – хочешь завтракать, как принято в Ханбалыке, будь готов к небольшому испытанию: к чашке жидкой рисовой каши с горсткой маринованных овощей, паровой пампушке и соевому молоку на закуску.
Все это, вне сомнения, крайне полезно для желудка, но Баг всегда искренне недоумевал, отчего ханбалыкцы и – шире – вообще ханьцы, имея одну из самых впечатляющих по разнообразию блюд и вкусов кухню в мире, так издеваются над собой во время завтрака, почему едят по утрам эту вот безвкусную кашицу, прямо скажем, дрянь, а не кашу, зачем грызут совершенно пресную пампушку-маньтоу и запивают в лучшем случае соевым молоком, также весьма специфическим на вкус, а то и просто рисовым отваром. Баг несколько раз спрашивал знакомых, отчего они так не любят себя по утрам, но так и не смог получить вразумительный ответ; более того, у Бага создалось впечатление,
Сегодня, однако ж, Баг глотал кашу, не замечая ее вкуса – вернее, его отсутствия. Даже самый острый плов, даже самое пряное шуаньянжоу ему нынче показались бы безвкусными… Из головы не шло ночное происшествие.
Теперь, когда зимнее ханбалыкское утро осветило землю пронзительными лучами холодного, высоко застывшего в ледяной синеве солнца, ночная гостья казалась ему едва ли не сном; покончив с кашею, Баг прислушался к себе и нашел, что, наверное, все это ему просто пригрезилось. Наверное, он недооценил тяготы перелета – все же восемь часов в кресле, пусть и удобном, это восемь часов; а может, к этому добавляется уже и возраст. Не мальчик я уже, совершенно не мальчик.
Но если то и было видение, порожденное утомлением и Будда знает еще чем, все равно: девушка с бледным лицом ясно стояла перед глазами. Она так и не произнесла ни слова, а после того, как Баг отложил меч, лишь прижала руки к груди, все так же беззвучно шевеля губами – явно говоря что-то, умоляюще посмотрела на Бага и на Судью Ди – кот пребывал все в той же полубоевой стойке – и указательным пальцем правой руки принялась что-то быстро выводить в воздухе, чертить какие-то знаки; видя, что Баг не понимает, повторяла их снова и снова, потом, вовсе отчаявшись, стала медленно писать в воздухе один-единственный иероглиф. Движения ее были порывисты, но Багу показалось, что он наконец понял, узнал, прочитал, – он даже кивнул; и тогда девушка впервые за все время слабо улыбнулась, еще раз глубоко поклонилась и – исчезла, растаяла в воздухе…
Баг одним прыжком достиг выключателя; вспыхнул свет: никого. Обежал весь номер, заглядывая в углы, – пусто. Дверь защелкнута изнутри. Будто и не было никакой девушки. Лишь тонкий, исчезающий аромат благовоний почти неощутимо тлел в том месте, где мгновение назад она стояла. И – все.
Ошеломленный ланчжун перевел взгляд на фувэйбина Ди, но хвостатый человекоохранитель как ни в чем не бывало топтался по одеялу, устраивая себе ночное лежбище; покрутился немного на месте и лег, обуютившись, прикрыв глаза. Словно и не стоял совсем недавно с вздыбленной шерстью, словно и не шипел предостерегающе на бледную ночную гостью.
Что это было?
Дух?<Здесь у Хольма ван Зайчика дословно сказано: “гуй”, “душа умершего”. Согласно традиционным китайским представлениям, гуй – неупокоенный дух, задержавшийся в мире живых и часто вступающий в контакт с людьми; такой контакт – в силу темной природы гуй – чаще всего оканчивается для человека скверно: наносит прямой ущерб здоровью, а то и продолжительности жизни. Данное слово на русский язык обычно переводится словами “привидение”, “бес”, “злой дух”, иногда даже “черт”, хотя ни один из этих эквивалентов не исчерпывает всей полноты значений понятия “гуй”. В современном китайском языке и литературе слово “гуй” употребляется, как правило, с отрицательным, даже с бранным оттенком. >
Видение?
Просто кошмар?
Баг щедро сыпанул на свободное блюдце захваченного из номера полезного кошачьего корма и придвинул еду к Судье Ди. Жаль, конечно, что кот так и не заговорил… расспросить бы его сейчас – и впрямь было что-то ночью или не было? Когда-нибудь, когда кота все же допечет и он заговорит, этот хвостатый, как много мы узнаем всякого-разного… Но нужно-то сейчас!.. Судья Ди оторвался от молока, обнюхал угощение и степенно захрустел кормом для котов в расцвете сил и устремлений: да, это вам не каша, тут масса полезных вещей и витаминов, а запах, а запах! Конечно, лучше было бы сейчас съесть кусок мяса или какую-нибудь мелкую рыбку вроде окунька или даже плотвички, но что ж он, фувэйбин, не понимает: столица же, условия походные, ешь, что дают.
– Ерунда какая-то… – пробормотал Баг в ответ своим мыслям и стремительно проглотил, постаравшись не почувствовать вкуса, соевое молоко. Да что такое, в самом деле! Даже если это был и дух – у живых и мертвых разные пути. И пути духов нам неведомы. Если это видение что-то значит, а не может быть, чтобы оно ничего не значило, стало быть, в свое время это мне откроется. А сейчас…
А сейчас Бага и Судью Ди ждал Ханбалык, а также и Кай Ли-пэн, испросивший этот день, в качестве внеочередного выходного – дабы встретиться с александрийским ланчжуном, а во второй половине дня проводить в “Шоуду” запоздавшего на день Богдана и дать в честь прибывших скромный ужин в модной в Ханбалыке хубэйской харчевне “Девятиголовый орел”.
– Ну что, хвостатый? – спросил Баг, наблюдая, как Судья Ди вылизывает блюдце. – Не пора ли нам? Кай ждет нас на углу Ванфуцзина через полчаса. Как раз хватит времени, чтобы неторопливо дойти. Пошли, что ли? – И он достал из-за пазухи поводок.
Ханбалык, центр,
22-й день первого месяца, первица,
полчаса спустя
С тех пор как Баг наезжал в Ханбалык в последний раз, в городе произошли большие перемены. Но эти перемены – по мнению Бага – вели исключительно к лучшему. Преждерожденный Лю Жоу-кэ<Досл.: “Лю Мясной Гость”. Переводчики здесь находятся в явном затруднении: зная, что ни одно мало-мальски значащее имя Хольм ван Зайчик не дает герою просто так, они не смогли истолковать смысл “Мясного Гостя”; между тем имя это содержит очевидный намек. Но на что – переводчики понятия не имеют. >, ханбалыкский градоначальник, бессменно занимавший эту важную и ответственную должность уже в течение двадцати двух лет, был по-прежнему чуток как к требованиям современного, огромного города, стремительно прираставшего населением и жилыми строениями, так и к вековечной истории до предела заполненного историческими памятниками средоточия Ордусской империи. Ведь это именно он, Лю Жоу-кэ, или, как прозвали его в народе, Решительный Лю, в конце семидесятых годов, когда некоторые горячие, скорые на принятие решения головы из городского совета в целях улучшения повозкообращения представили трону почтительное прошение срыть старую городскую стену, тем более что Ханбалык несколько веков тому назад уже перешагнул за ее пределы, – срыть, да еще вместе со всеми вратами, а на ее месте выстроить современную кольцевую дорогу, – именно Лю, будучи на ту пору простым, мало кому известным зоотехником, старшим власорастительных дел мастером процветающей фермы “Куница Me”, дал этому плану решительную отповедь.
Он не оробел вступить в борьбу с многовластным, убеленным сединами и государственными деяниями шаншу<Досл.: “Главнейший в работе с документами”. В традиционном китайском аппарате так назывались начальники Палат, то есть лица, аналогичные нашим главам министерств. > путей сообщения Хаджимуратом Соколинским-Гэ и пред высочайшим ликом сумел доказать необходимость сохранения стены, а равно и всех прочих старых городских построек в первозданной благости. Именно тогда Решительный Лю подготовил тот самый, прославивший его доклад в двадцать тысяч знаков, известный ныне под названием “О возрождении древности”, где, в противувес предложению об уничтожении городской стены, представил план, который позволял и стену сохранить, и повозкообращение улучшить. Лю писал о сложных, но вполне возможных подземных повозкопроводах и удивительных по сообразности дорожных развязках, чертежи коих – пусть и не совсем точные, ибо по образованию Решительный Лю зодчим не был, – числом в сто листов, также прилагались к докладу. Император милостиво внял сдержанным, но исполненным внутренней страсти речам Лю, и вскоре началось великое строительство, пример которого и главный принцип “Созидать не разрушая” впоследствии неоднократно использовали уже по всей Ордуси.
В строительстве принимали участие искуснейшие градостроители, патриархи прокладки трактов, прославленные плотницких дел мастера, виртуозы бетонного литья и шлифовки гранита. Для дачи сообразных советов в Ханбалык прибыл даже известный кайфэнский мастер – стодвадцатитрехлетий Гэн Тянь-фу, тот самый, под руководством которого была выстроена без единою гвоздя сорокапятиярусная пагода в буддийском монастыре Юаньбэй Шаолинь – “Очень северный Шаолинь”, что на Новой Земле, на мысе Возвышенных Желаний, где при строительстве был применен тонкий расчет, учитывающий направление постоянно дующего в тех суровых краях ветра, – пагода стоит, слегка наклонившись против него, а ветер изо дня в день налегает и налегает на ее деревянные балки; по словам великого Гэн Тянь-фу, которым невозможно не верить, через три с половиной столетия это противуборство приведет к тому, что пагода встанет строго вертикально.