Дело Судьи Ди
Шрифт:
Прибыли и другие известнейшие в Ордуси и за ее пределами мастера – достойные всяческого уважения и неоднократно отмеченные двором за свои труды: всех привлекала небывалая грандиозность мысли Решительного Лю и каждый желал потрудиться ради древних ханбалыкских стен.
Был составлен подробнейший план работ, и буквально через полгода все закончилось к общему удовольствию: кольцевая дорога – в те поры всего лишь первая, а ныне их уже пять – была проведена с внешней стороны стены, саму стену укрепили надлежащим образом, а под ней в нужных местах проложили широкие просторные туннели, дабы и легковые повозки, и грузовые, и даже рейсовые не испытывали никакого стеснения при необходимости двигаться к центру столицы или от центра, не говоря уж о пеших путниках<Переводчики не могут удержаться и не отметить, что приведенное Хольмом ван Зайчиком описание борьбы Лю Жоу-кэ за сохранение городских стен вокруг старого города в Ханбалыке (Пекине) их очень порадовало. Ибо – к великому сожалению – такой Лю Жоу-кэ нашелся в Ордуси, но отсутствовал в нужное время в коммунистическом Китае, в столице которого стены старого города давно уничтожены, о чем переводчикам остается только безмерно сожалеть. >. Решительный Лю был пожалован титулом “Князя, стоящего на страже стен”, а вскоре прежний градоначальник, преклоннолетний Витос Сян подал двору
Решительный Лю, кажется, ни дня не знал покоя: все свое время и силы он посвятил служению родному городу (а Лю Жоу-кэ принадлежал уже к десятому поколению живших в Ханбалыке Лю). Верный собственному призыву “созидать не разрушая”, Лю Жоу-кэ привел имперскую столицу к подлинному, издревле свойственному ей блеску: умело сочетая новое со старым, Лю возводил новые дома там, где они никак не могли повредить исконному облику Ханбалыка; не жалея себя, он заботился об удобствах горожан, приезжих, а также заморских гокэ<На протяжении многих веков всех иностранцев в Ордуси, следуя древней китайской традиции, называли варварами. В последние десятилетия, избегая употреблять этот не вполне корректно звучащий термин, людей, по тем или иным причинам приезжающих в Ордусь из-за границы, именуют гокэ, то есть “гостями страны”. > – нынешний Ханбалык поражал воображение самого взыскательного гостя. Встававший перед взором путника город потрясал масштабами, великолепием и удивительной продуманностью буквально каждой мелочи – начиная от крупных, многоэтажных зданий универмагов и контор предпринимателей, ловко и ненавязчиво вписанных в ансамбль старых, невысоких домов, и заканчивая тем, куда бросить ненужный мусор или окурок от сигареты: всему в Ханбалыке было место, и место это было сообразно.
Иногда, правда, Решительного Лю критиковали за то, что злые языки прозвали сочетанием несочетаемого – говорили, например, что современное здание “Дунъань шичана”, крытого рынка на Ванфуцзине, рядом со старыми строениями смотрится нелепо, смешно и даже пошло, но подавляющее большинство сходилось на том, что Лю Жоу-кэ в подобных случаях умело воплотил в жизнь принцип наименьшего зла: да, крытый рынок – очевидный новострой, однако возведен он в соответствии с общим духом улицы, к тому же его строительство – ведь рынок не только шестью этажами вверх возносится, но еще и шестью этажами в землю уходит, а всего получается двенадцать, – позволило разместить здесь, в самом центре города, неисчислимое количество разнообразных лавок, так что теперь каждый нуждающийся, придя сюда, может найти под одной крышей буквально все, что ему необходимо, а в промежутках между посещением лавок утомленный покупатель легко обретет отдохновение здесь же, в одной из многочисленных чайных, или сможет отведать что-нибудь посущественнее, в любой из ста двадцати харчевен и закусочных, нашедших приют на просторах “Дунъань шичана”. Не говоря уж о двенадцати специальных комнатах для малолетних посетителей рынка: здесь к услугам их отцов и матерей – всегда готовый посидеть с чадами и развлечь их по мере надобности многочисленный штат прислуги. Худую, прямую как палка фигуру Решительного Лю ханбалыкцы постоянно видят в разных частях города: градоначальник, которому ныне уже далеко за пятьдесят, и по сей день лично вникает во все существенные городские нужды; его неизменно черная кожаная кепка-гуань – военного образца, ведь в молодости Лю Жоу-кэ служил в морской пограничной страже на ближней нихонской границе – мелькает то тут, то там; его сосредоточенное, вытянутое, украшенное большим носом лицо неизменно присутствует в самой гуще благоустроительных событий. Баг однажды был на приеме у градоначальника – Кай Ли-пэн расстарался включить своего приятеля в список приглашенных – и приятно удивился безыскусной простоте Решительного Лю, а также располагающему, внимательному взгляду его острых черных глаз. Приятно было бы иметь такого друга, подумал, помнится, ланчжун, возвращаясь с памятного приема…
Баг, жадно вдыхая полной грудью морозный воздух – вот удивительно: в городе тьма повозок, а выхлопными газами почти и не пахнет вовсе! – и с удовольствием подставляя лицо несильному зимнему ветру, неторопливо миновал старое здание Театра ханбалыкской драмы имени Мэй Лань-фана и остановился у переулка Малых Голубем; огляделся. Вот они, разнообразные лики восточной столицы: прихотливо изгибающийся узкий переулок, сплошь все старые дома, глухие серые стены без окон, одни лишь врата, выкрашенные красным, с непременными парными, по одному на каждую створку, раскрашенными лубками с изображением Чжун Куя, духа-повелителя бесов, грозно застывшего с мечом в занесенной над головой руке, да благопожелательными надписями на стене по обе стороны от врат – тисненные золотом иероглифы на красной плотной бумаге тускло сверкают на солнце, – и современное, выполненное, однако, в традиционном ханьском стиле здание из стекла и гранита на противуположном углу: большой постоялый двор “Старый Ванфуцзин”, с широченным каменным козырьком, опирающимся на шесть колонн над главным входом, и четырьмя служителями в теплых серых халатах, по двое застывшими по обеим сторонам; лишь облачка пара поднимаются на выдохе.
Трусивший рядом, как собачка, на поводке Судья Ди заинтересованно подошел к стоявшей у обочины урне – присевшему на задние лапы маленькому расписному льву с непропорционально большой головой, раскрывшему свой немалый черный зев в ожидании разнообразного мусора, – видимо, признал во льве дальнего родственника. Принюхался, брезгливо дернул хвостом и оценивающе посмотрел на Бага. Потом перевел взгляд на свои лапы и показательно поджал одну. Ветер ерошил рыжую шерсть.
– Да, об этом я не подумал, – усмехнулся ланчжун. Хорошо ему – в зимнем халате на меху да в любимых толстых сапогах с коваными носками. Кот-то – он безо всяких сапог, а на дворе, между тем, вполне даже зима стоит. Причем в Ханбалыке она – как правило, ясная, почти бесснежная, легкая зима, не то что в Александрии, но – ветреная, и ветерок этот дует упорно, без отдыха, со временем забираясь все глубже и глубже под самую теплую одежду и проникая в любые щели. Холодно, а как же! Баг нагнулся и подхватил страдальца на руки; взял под мышку. – Так лучше? Эге, брат, да ты еще тяжелее стал! Это все пиво. – Опытные кошкознатцы в Александрии советовали честному человекоохранителю озаботиться приобретением переносной клетки для его питомца, но Баг, с детства не терпевший необоснованных посягательств на свою свободу, представил себе, каково было бы ему на месте хвостатого: смотреть на мир через прутья, – и отринул такое предложение; а вот многочисленные приспособления, назначенные облегчить четвероногим друзьям человека тяготы зимних
Судья Ди горестно вздохнул…
Кай Ли-пэи ожидал Бага в небольшой чайной “Жасмина аромат”, что на углу Ванфуцзина и Чанъань далу, Тракта Вечного Спокойствия, – чайная помещалась в первом этаже высотного здания гостиницы “Великая стройка”: здесь обычно останавливались преимущественно приезжие специалисты градостроения, прибывшие в восточную столицу для участия в очередном благоустроительном начинании Решительного Лю<Переводчики озаботились сравнением описанного ван Зайчиком Ханбалыка и современного Пекина и установили, что у Хольма ван Зайчика гостиница “Великая стройка” стоит прямо на месте ныне здравствующей гостиницы “Пекин”; данное ван Зайчиком название тем более симптоматично, что изначально гостиница “Пекин” была выстроена для прибывающих из СССР специалистов, принимавших деятельное участие в промышленном перевооружении народного Китая. >. Собственно, и сама гостиница двадцать лет назад была построена именно для таких постояльцев – Лю Жоу-кэ в первую голову позаботился об удобствах иногородних мастеров, дабы, не испытывая ни в чем стеснения, они все силы и помыслы могли отдавать главной задаче. В первом этаже гостиницы были устроены многочисленные “чапу” – чайные, “сяочипу” – закусочные и одна большая харчевня, где изумительно приготавливали все те же мелкие ханбалыкские закуски и заедки.
Баг откинул толстый полог, по случаю зимы свисающий с притолоки, и они с Судьей Ди вступили в чайную. “Жасмина аромат”, узкий и длинный, как футляр для кистей, вмещал в себя с десяток расставленных у стен прямоугольных лакированных столиков, отгороженных друг от друга легкими ширмами высотой примерно в рост человека, – ширмы были расписаны изображениями восьми бессмертных, вкушающих чай на лоне той или иной природы: близ причудливой формы скалы, у низких, разлапистых сосен, рядом с круто ниспадающим водопадом, в компании двух цилиней, у трона основателя правящей династии Чжу Юань-чжана, а также на прибрежных валунах памятных Багу Соловков и перед стеной мосыковского Кэлемулин-гуна. В чайной свет не горел, и в глубине ее стоял приятный глазу полумрак, располагающий к неторопливой беседе; в воздухе вился тонкий аромат жасминового чая. Баг вгляделся.
– Драгоценный преждерожденный Лобо! – Из дальнего конца к вошедшим уже спешил Кай Ли-пэн. Похоже, что время было не властно над этим замечательным человеком. В последний раз они с Багом встречались полтора года назад, но Кай был все такой же, ничуть не изменился – рослый, дородный, если не сказать, толстый, шумный. Рядом с ним Баг всегда чувствовал себя маленьким: Кай возвышался над ним на полторы, пожалуй, головы, а широкая кость и природная мощь делали Ли-пэна на фоне худощавого ланчжуна и вовсе сказочным богатырем – казалось, Кай легко может раздавить мелкого своего приятеля. Но это только казалось: хотя молодость Ли-пэна и прошла в ханбалыкских отрядах особого назначения, где ему довелось помимо всего прочего совершить сто три прыжка с парашютом, однако же с тех пор минули годы, и нынешняя спокойная и размеренная жизнь чиновника четвертого ранга Ханбалыкского путноприимного управления наложила свой неизбежный отпечаток и на этого здоровяка: он оброс жирком, чему способствовало любимое Каем на все времена циндаоское пиво, и утратил большую часть воинских навыков, не расставшись, впрочем, с юношеским задором и удивительно легким отношением к жизни. – Счастлив приветствовать тебя, еч Лобо, – оживленно повторил Кай, приблизившись; необычно светлые для ханьца глаза его светились неподдельной радостью: Ли-пэн очень ценил дружбу. – Великое Небо, как же я рад тебя видеть! – добавил он и отвесил Багу сообразный в подобном случае и уместный между друзьями короткий поклон. Баг склонил голову в ответ, и испытавший от этого неудобство Судья Ди выскользнул из его рук, мягко приземлился на пол и тут же начал лизать лапу.
– А это… – Кай с широкой улыбкой на круглом лице уставился на кота. – А это, как я понимаю, и есть легендарный преждерожденный Судья Ди, гроза человеконарушителей и все такое?
Услышав свое имя, четвероногий фувэйбин оставил лапу в покое, неторопливо подошел к Кай Ли-пэну и благосклонно обнюхал его сапог.
– Да, еч Кай, это именно он.
– Какой… э-э-э… крупный человекоохранитель! – Ли-пэн отвесил и коту поклон, немного шутливый, но Судья Ди совершенно на него не обиделся; по крайней мере, на его морде не отразилось никаких чувств. – Весьма рад знакомству, много наслышан. Прошу, прошу! – Кай широко взмахнул рукавом, увлекая Бага за собой в глубину чайной. – Выпьем по чашечке, здесь заваривают изумительный “Орхидеевый снег”.
“Орхидеевый снег” был чай прославленный, дорогой, считался одним из лучших жасминовых, хотя Баг положительно не улавливал разницы в цветочных чаях. Дорогой ли, дешевый – вкусовые оттенки, по его мнению, могли понять только какие-нибудь уникальные, обладающие повышенной чувствительностью знатоки, к каковым ланчжун себя не относил. Иное дело – “Пуэр”. “Пуэр”, особенно “Золотой” – это да, это чай, это вкус, это аромат, это ощущения, это… Да что говорить, лучше один раз попробовать.
Однако же, зная давнее пристрастие Кая к жасминовому чаю, Баг ничего не сказал, а лишь благосклонно кивнул, когда они уселись в самом дальнем углу, за ширмой, на которой бессмертные кушали чай в обществе отца ордусской генетической науки Крякутного, – пожилой ученый в изображении местных ширмоделов не совсем походил на себя, но Баг определенно знал, что изображенный между хромым Ли Ге-гуаем и феей Хэ Сянь-гу<Восемь бессмертных (ба сянь) – восемь легендарных персонажей китайского пантеона, с каждым из которых связано большое количество легенд; неоднократно выступали персонажами традиционной китайской литературы: Лань Цай-хэ, Ли Те-гуай (действительно хромой и оттого ходящий с палочкой), Люй Дун-бинь, Хань Сян-цзы, Хэ Сянь-гу, Цао Го-цзю, Чжан Го, Чжунли Цюань. Из них, кажется, никто не был замечен в пристрастии к чаю, но все больше – к вину. > кряжистый преждерожденный в бороде – именно Крякутной, ибо уже не первый раз сталкивался с этим распространенным в Ханбалыке живописным сюжетом. В какой-то харчевне ланчжун однажды видел Крякутного, беседующего с прославленным полководцем древности Чжугэ Ляном: великие люди были рельефно высечены в граните стены, а между ними ваятель несколькими выразительными штрихами обозначил походный столик с расстеленными на нем свитками; так что с тех пор Баг подобным вещам перестал удивляться. Ибо таков удел мудрых – быть воспетыми в народных сказаниях и изображенными на ширмах и фресках.