Дело толстых

Обухова Оксана Николаевна

— Доброе утро, Гриш. Не разбудил?

— Нет, — ответил бодрый голос. — Доброе утро.

— Гриш, на обеих банках с медом обнаружены следы геля для душа?

— Нет, только на одной.

— А мед в банках абсолютно идентичный?

— А ты откуда знаешь? — удивился Синько.

— Значит, идентичный?

— Не подлежит сомнению. Мед липовый, этого года и отличного качества.

Тарасов поморщился от головной боли и продолжил:

— Надо бы встретиться.

— Миш, давай позже, а? После обеда.

— Договорились. Ты в управлении будешь?

— Угу.

Тарасов

сделал себе бутерброд с докторской колбасой, стремительно его прожевал и, быстро одевшись, вышел на улицу. Прежде чем идти в кабинет Морозова и докладывать о своих догадках, Михаил Валерьевич решил нанести еще один утренний визит. Он брел к автобусной остановке, уговаривал себя, что поступает правильно, но в подошедший автобус так и не сел. Его остановил писк мобильного телефона из кармана.

— Тарасов, слушаю.

— Михаил Валерьевич, это Марта Гольдман, — раздалось из трубки. — Мне необходимо с вами встретиться. — В тоне женщины звучали привычно повелевающие нотки.

— Хорошо. Когда и где?

— Вы не могли бы через полчаса подъехать в офис? Я буду там.

— Хорошо, — кивнул Тарасов и перешел на другую сторону улицы, к остановке автобуса, отправляющегося в противоположном направлении.

Почему Марта Игоревна решила поговорить именно с ним, Тарасов старался не думать. Последние несколько дней показали Валерычу, что в женщинах он ни черта не смыслит. Мужчина представляет себе одну плоскость, а у дамочки семь пятниц на неделе. Она может расплакаться из-за сломанного ногтя, прийти в негодование от седого волоса, а ты отнесешь ее реакцию на невесть что серьезное.

Несколько последних дней изменили не только капитана Тарасова. На Марте Игоревне Гольдман они тоже отразились не лучшим образом. Жена хозяина «Гелиоса» осунулась, похудела, под глазами синели не прикрытые пудрой темные пятна, красивые губы, казалось, высохли и превратились в щель, очерченную ядовито-красной помадой.

— Прошу, садитесь, Михаил Валерьевич, — сказала Гольдман и указала на стул через стол от себя. Сама она осталась на хозяйском месте, хмурая и сосредоточенная. — Мне кажется, я знаю, откуда на нашу фирму обрушились неприятности. — Гольдман достала из пачки коричневую сигаретку, прикурила и выпустила струю дыма. — Несколько месяцев назад с дядей моего мужа, живущим в Швейцарии, приключился инсульт, и мы начали подумывать о перемене места жительства. Борис нашел покупателей на наш бизнес, повел переговоры, но… в последний момент, буквально накануне подписания договора, передумал. Окончательный отказ он собирался дать вечером в прошлый четверг.

— Кто покупатель вашей фирмы?

— Акционеры банка «Кредит доверия».

Сильного удивления ответ не вызвал.

— Сегодня утром я обнаружила в почтовом ящике вот это. — Гольдман подтолкнула к Тарасову сложенный листок бумаги.

Капитан развернул бумажку и прочел: «Бюро ритуальных услуг «Последний путь». Работаем круглосуточно. Цены низкие. Огромный выбор гробов, венков и траурных лент. Контактные телефоны…»

— Ну и что? — спокойно спросил Тарасов. — Обыкновенная реклама.

— В нашем городе нет похоронного бюро «Последний путь», — склонившись над столом, прошептала женщина в лицо капитану. — Я позвонила по этим телефонам, — наманикюренный ноготь стукнул в бумажку, — по первому ответил вахтер мясокомбината, по второму я попала в городской тир.

— Н-да, — неловко крякнул Тарасов.

— И это еще не все. — Марта Игоревна откинулась на спинку кресла. — В течение этой недели мне звонили. Дважды.

— Что говорили?

— Предлагали выполнить данное обещание.

— Вы сами обещали кому-то продать бизнес?

— Борис только вел переговоры. Я в них не участвовала. И теперь, — Марта Игоревна встала, подошла к окну и отвернулась от капитана, — я подозреваю, что моего мужа нет в живых.

В кабинете повисло тягостное молчание, плечи женщины опустились, и Тарасову захотелось подойти к ней и успокоить, насколько это возможно.

Но, несмотря на желание, Валерыч остался сидеть и тихо спросил:

— Откуда такие мысли, Марта Игоревна? Раньше вы предполагали, что муж лечится в закрытой клинике.

— Михаил Валерьевич, — Гольдман развернулась, и капитан увидел, что в ее глазах блестят слезы, — так надолго Борис никогда не исчезал! Он мог позволить себе не отвечать два-три дня, максимум четыре! А сейчас ни звонков, ни телеграмм! Где он?!

Больше всего Тарасов не переносил бесед с бьющимися в истерике женщинами.

— Успокойтесь, Марта Игоревна, — попросил он. — Пока нет повода для подобных мыслей. — Сам Валерыч так не думал. Он предполагал, что супруга Гольдмана недалека от истины. Но ради спокойствия постарался перевести разговор в другое русло: — Кстати, Марта Игоревна, почему вы решили сообщить об угрозах именно мне? Не лучше ли было позвонить следователю?

— Ильясов. — Марта Игоревна презрительно махнула рукой. — Самоуверенный, надутый мальчишка!

— Не скажите. Тимур Асланович очень хороший, вдумчивый работник…

— Ах, оставьте! «Вдумчивый»! — фыркнула Гольдман. — Всей его вдумчивости хватает на упаковку снотворного и бутылку шампанского!

Марта Игоревна разозлилась и забыла про слезы. Впечатления от бесед с «надутым мальчишкой» в кабинете следователя она получила сильнейшие. Несмотря на видимую тревогу за жизнь мужа и свою собственную, идти на контакт со следователем Гольдман не собиралась. Искала помощи у капитана Тарасова.

«Бывает и такое, — со вздохом подумал Валерыч. — Когда человеческие отношения, такие как симпатия и антипатия, вмешиваются в следственный процесс, добра не жди. Может исчезнуть объективность. О худшем даже думать не хочется — в результате личных отношений преступник может уйти от ответственности и, что еще хуже, обвинение получит пусть даже противный и злобный, но невиновный человек. Примеры тому существуют».

— Чем конкретно я могу вам помочь? — спросил Тарасов.

— Я не знаю, куда мне с этим пойти, — выдохнула женщина.