Дело Томмазо Кампанелла
Шрифт:
Опять воцарилась все та же странная и неловкая тишина.
– Двойники?! Мерещатся двойники?! – проговорил большой мальчик. – Мерещатся?.. Чего им мерещится, когда они вот – стоят тут… Стою я тут и нисколечко никому не мерещусь… Можете меня потрогать. Я настоящий!..
– И… ч-чей же вы двойник? – спросила заикаясь участница «Хорина», работавшая в свободное от репетиций время, точнее, подрабатывавшая в свободное от репетиций время фельдшером.
– Я – двойник Господина Радио!.. Вот он здесь у вас стоит, – нисколько не поколебавшись ответил большой мальчик и пальцем показал на руководителя «Хорина». – Таким он был… Таким, как я, он был, когда был большим мальчиком, а не дяденькой!.. У меня – точно такие же мысли, чувства, настроения, как и те, что были у Господина Радио, когда он был таким, как я. Таким же подростком.
– Стоп! Стоп! – почти закричал в этот момент Томмазо Кампанелла.
Подросток, который хотел сказать что-то еще, осекся и замолчал. Он повернулся к Томмазо Кампанелла и стал смотреть на него с недоумением и явным испугом в глазах.
– Здорово! Слушайте, это же – событие. В самом начале я говорил, что нам нужна громкая фраза. Нам нужен звон стаканов и хлопки откупориваемых бутылок. Нам нужно, чтобы что-то происходило. Причем важен пресловутый фактор времени – чтобы это нечто происходило очень часто. Чтобы интервалы между событиями были минимальны, чтобы мы буквально не успевали прийти в себя, – проговорил Томмазо Кампанелла, который в последнее время уже привык быть центром внимания всего «Хорина». Но вот в последнем эпизоде, который произошел под хориновской крышей, он как-то потерялся, как-то не видно было его обычной активности. Да и вообще они все, хориновцы, как-то очень сильно потерялись. Ведь еще недавно они обсуждали подробности предстоявшего им дела – постановки пьесы, которой они собирались удивить всю Москву. Но вот пришел этот человек, этот Таборский, и они уже чувствовали себя совершенно не в своей тарелке. Как-то это событие, этот обморок очень серьезно приостановил текущие хориновские дела. Поэтому хориновцы очень обрадовались, когда Томмазо Кампанелла заговорил в своей обычной манере. И тема… Тема была очень важной для присутствовавших в зале хориновцев. Томмазо Кампанелла продолжал:
– Необходимо достичь состояния некоторой эйфории. Я недаром попросил всех остановиться. Это состояние, в котором я вас всех сейчас, можно сказать, зафиксировал, можно обозначить ну хотя бы как стопкадр, как немую сцену, нечто такое ревизоровское. Я имею в виду последнюю, заключительную сцену из гоголевского ревизора. Давайте играть нашими состояниями. Понимаете, я никак не могу это обозначить, это ухватить. Но мне кажется, что сейчас вот как раз и наступил идеальный момент для того, чтобы вообще что-то обозначить, для того, чтобы вообще что-то ухватить. Согласно моей тетрадке, сейчас произошло очень важное событие. Я имею в виду, конечно же, эмоциональную сферу. Ну что вот вы сейчас чувствуете? Определенно, что вы чувствуете определенные эмоции. Каковы они? Ну вот вы, женщина, которая только что кричала, что она…
Тут Томмазо Кампанелла неожиданно развернулся на каблуках и стремглав, так, как будто он был опасным преступником, за которым кто-то гонится, и вот вдруг он увидел отряд милиции, который как раз его и ищет. И с ужасной скоростью он выбежал вон из зала «Хорин», воспользовавшись тем самым лабиринтом из декораций, который и вел к выходу.
– Эй!.. Томмазо Кампанелла!.. Куда же вы?!. – закричали ему «Хориновцы».
Но его уже в этот момент и след простыл.
– Просто что-то странное и невероятное у вас здесь творится, – проговорил Таборский, на которого никто больше уже и не обращал внимания, так всех сперва поразило появление мальчика, который назвался двойником Господина Радио, а потом и неожиданное бегство Томмазо Кампанелла.
– Интересно, куда и зачем он мог побежать? – спросила Светлана, та самая участница «Хорина», которая работала фельдшером.
– Ума не приложу, – растерянно ответил ей Господин Радио.
Мальчик-двойник испуганно поворачивался из стороны в сторону, словно бы не понимая, что ему теперь делать в такой ситуации.
Тут в зальчик «Хорина» через все тот же лабиринт, через который он отсюда вышел, вошел Томмазо Кампанелла.
– Куда вы убежали?
– Что произошло? – посыпались на него со всех сторон вопросы.
– Что с вами случилось? – спросил даже Таборский, которого, кажется, вся эта история очень сильно отвлекла. Судить об этом можно было хотя бы по тому, насколько он порозовел за очень короткое время, которое прошло с того момента, как Томмазо Кампанелла взял слово.
– Ага!.. Несчастный вы человек! – проговорил Томмазо Кампанелла, обратившись прежде всего к Таборскому. – Я вижу, что вы очень быстро позабыли про все свои проблемы. Так или нет?
Таборский даже не нашелся, что сказать.
– Так или нет?.. – настаивал Томмазо Кампанелла.
– Да… Ну… Если хотите… – как-то совершенно растерялся Таборский.
– Хочу я или нет, это неважно! Вы позабыли про свои проблемы? – опять, как с ножом к горлу, пристал к нему Томмазо Кампанелла.
– Да. Я позабыл про все свои проблемы, – точно бы желая отвязаться от «назойливой мухи» отрапортовал Таборский.
– Да нет, поймите, вы можете не отвечать. Я просто вас совершенно искренне спрашиваю, – даже немного обиделся на него Томмазо Кампанелла.
Таборский честно, как на духу, ответил:
– Я, правда, в эти мгновения позабыл все свои проблемы.
– Естественно! Как бы вам про них не позабыть, если сперва вы навалили на нас свое событие – вы пришли со всем грузом накопившихся у вас проблем. Мы сразу поняли, что с вами что-то не в порядке. Да и при чем тут мы, когда это с самого начала было понятно и не только нам, а каждому, кто бы посмотрел на вас в это мгновение, – что у вас какие-то проблемы. Потом вы упали в обморок. А потом вы пришли в себя, и уже мы начали накидывать на вас наши проблемы. Я выступил, так сказать, со своей речью, а перед этим – этот вот двойник. Согласитесь, не каждый же раз вот так вот просто появляются в самодеятельных театрах чьи-то двойники! Ну, согласитесь!
– Да. Действительно, – честно признался Таборский. – Я никогда не видел самодеятельного театра, в котором появлялся бы чей-то двойник. Честно говоря, я много видел театров. Ведь я сам – директор театра из Воркуты. Но даже в профессиональных театрах на репетициях, да и не только на репетициях, никогда не появляются ничьи двойники.
При этом, произнося эти слова, Таборский еще сильнее, на этот раз очень заметно порозовел. Теперь он был уже почти таким же красным, как и в самом начале, когда он только вошел сюда, в «Хорин».
– Вам лучше! – воскликнула фельдшерица Светлана, шагнув в сторону Таборского.
– Посмотрите, друзья! – радостно обратилась она ко всем хориновцам, которые в тот момент были поблизости. – А ведь действительно его состояние изменилось. Ему явно стало лучше, и он заметно порозовел. И эти ужасные черные круги под глазами исчезли. Ведь он только что был как самый настоящий покойник. А теперь он вон какой розовенький!
– А разве те мои слова, которые я сказал сразу после того, как здесь появился этот мальчик, двойник Господина Радио… Разве они не произвели на вас впечатления? Разве они не удивили вас? – продолжал спрашивать Томмазо Кампанелла.