Дело Варнавинского маньяка
Шрифт:
— А сколько было выручки?
— Тридцать пять тысяч.
— Неплохо!
— По нашим местам — так целое состояние!
— И что же дальше? Купец разве успокоился на этом?
— Нет, Попов известный мироед, он никак не мог с подобным смириться. Но в данном случае нашла коса на камень. Водочник угодил на еще более хитрую бестию, чем он сам! Состоялся суд, который приговорил Островского к четырем месяцам арестного дома. Всего-навсего. Тот честно отсидел срок, вышел — и сразу построил гостиницу с трактиром. Хорошая история?
— О да! Действительно, Петр
— Жизнь есть жизнь, Алексей Николаевич. Он же не мои деньги украл! Для нас, «островитян», более важно, какую уху варит Петр, нежели то, каким способом он добыл средства на свой трактир. Ну, вот мы и пришли!
Из-за добротной дубовой двери слышались негромкие оживленные голоса. Войдя, сыщик увидел, что с большинством присутствующих он уже успел познакомиться. От бильярда его приветствовали Бекорюков с Поливановым. Исправник с приставом гоняли шары по зеленому полю. Подле них примостился незнакомый гигант в мундире с погонами капитана и аннинским темляком на сабле. В другом углу зала расположились за ломберным столом трое. Один был судебный следователь Серженко, второй — председатель земской управы Челищев; господина в пенсне Лыков видел впервые. У окна стоял закусочный столик с бутылками и нарезанным окороком.
Верховский сначала подвел Алексея к картежникам и познакомил с очкастым господином. Это оказался уездный казначей князь Солнцев-Засекин. Бросив на сыщика быстрый оценивающий взгляд, князь извинился, что не может сейчас прерваться — ему шла карта. И предложил выпить за знакомство позже, по окончании партии. Охотно согласившись, Лыков оставил предводителя с вистующими, а сам отправился на бильярд.
Огромного роста капитан, гладко выбритый, с могучей грудью и двухаршинными плечами, доброжелательно протянул ему волосатую лапищу:
— Готовцев Помпей Ильич, здешний воинский начальник. Галактион с Николаем только что о вас рассказывали. Как вы их давеча на испуг взяли…
— Сомневаюсь, что господина Бекорюкова можно чем-то напугать.
Все дружно хохотнули.
— А еще, — продолжал капитан, — мне говорил о вас акцизный инспектор Самопальщиков. Излагал, как вы его супругу от пьяных бурлаков спасали на пароходе. Однако!
— Деваться было некуда, Помпей Ильич. Иначе бы они шут знает что сделали с дамой.
— Да уж! Марья Антоновна тем и знаменита. Обожает влезать во всякие скандалы! Как-нибудь доиграется и, возможно, поумнеет, наконец. Но вы хороши! Я вот на медведя без опаски хожу, но на толпу адуев — увольте! Как следовало из рассказа инспектора, силушкой вы, Алексей Николаевич, не обижены. Не откажите побороться со мной на поясах. А?
— Что, прямо здесь? — опешил от такой провинциальной простоты Лыков. — Обстановку жалко — переколотим всю.
— Уклониться пытаетесь? — ухмыльнулся исправник. — Понимаю вас, но — не получится. Помпей, чудовище, каждого нового человека подвергает такому испытанию.
— И каков результат?
Готовцев расплылся в самодовольной
— Ни один еще долее минуты не продержался.
— Господа! Господа! — объявил тут же всем присутствующим Поливанов. — Помпей Ильич станет испытывать нашего гостя! Делайте ставки!
«Островитяне» необыкновенно оживились. Карты были отложены, посреди зала расчистили пространство, и зрители обступили борцов. Вызванный снизу лакей принес пояса.
Лыков огляделся. Представители варнавинского бомонда, стоящие вокруг, не скрывали своего злорадства. Эх, не любят здесь приезжих…
— Не расстраивайтесь, Алексей Николаевич, — попробовал утешить его следователь Серженко. — Это просто здешняя забава, от скуки. Ничего плохого капитан вам не сделает. Отряхнетесь, выпьете на брудершафт — и сделаетесь своим.
— Да начинайте уже! — раздались нетерпеливые голоса. — Смелее, господин опекун!
Но Лыков отстранил протянутый ему пояс:
— Такая борьба тогда хороша и является честной, когда вес противников примерно равен. Помпей Ильич, вы на сколько тянете?
— Восемь пудов. Ежели без шпор!
— А я только пять.
— Вы на что намекаете? — обиделся Бекорюков. — Нет, вы все-таки желаете уклониться!
— Подожди, Галактион, — остановил его Готовцев. — Алексей Николаевич прав. Давай послушаем, что он предлагает взамен.
— Я предлагаю борьбу на руках. И меблировка, кстати, не пострадает.
— На руках? Это как? Я такой борьбы не знаю.
— Все просто. Мы по сигналу жмем друг другу руки, пока кто-то не запросит пощады.
— А! Замечательное предложение! Согласен!
— Господа, предложение гостя справедливо, — рассудительно произнес Верховский. — В таком состязании играет роль только, так сказать, чистая сила. А преимущество, даваемое разницей в весе, сводится на нет.
— Да и на новую мебель тратиться не придется, — подержал князь Солнцев-Засекин, и все загоготали.
— Решено!
Капитан отстегнул саблю, борцы ступили в круг и протянули друг другу руки. Стало тихо. Воинский начальник добродушно сказал противнику:
— В случае чего тут же подавайте знак!
— Вы тоже.
— Непременно, — улыбнулся Готовцев. — Ну, с Богом!
И как следует приналег. На Лыкова это не произвело впечатления. Более того, он заранее знал исход поединка. Мышцы грифа — кисти и запястья — без специальных упражнений развить очень трудно. На этом попадаются все люди могучей комплекции. Привыкнув действовать массой, использовать мощь плечевого пояса, они терпят поражения в состязаниях, где работает только гриф.
Вот и сейчас капитан вцепился в ладонь Лыкова и стиснул ее, что было сил. Лицо его покраснело, лоб покрылся испариной. Сыщик же стоял как ни в чем ни бывало, смотрел спокойно и доброжелательно. Зрители, выждав полминуты, негромко загалдели:
— Помпей, нажми еще! Включай всю дурь, какая есть, не жалей питерских!
Лыкову надоело, и он перешел в контратаку. Физиономия капитана из красной сделалась мертвенно-бледной. Вдруг из носа у него брызнула кровь, и сыщик тут же разжал ладонь: