Дело Зорге. Следствие и судебный процесс.
Шрифт:
"fci'irtarf. GeMfrt^r^himgsf.ii, l« d« Sorg* fi«ri«.. D*b .lelge **b«n So iwpn.sfc netoen «rdt. ku«.*> iiniiatritt noIU J«bcb ke*u«. tehoa «orb>r »rtt*w AuIkUrw*. ив «11м toMlt Europe la Fr*«e коюя. си Ъ«авЬ*Г-fen una Wb««?»U? *•!«*• Poll«l«rbl«>4un«.<abrtr. alt M«t4nJlg«'su*t^«»U П walttele.
yen11, *йм taakWt AajfcMn der batdan Aufceieb-nuafM, *or allaa ft*** Ш anfcakUeh* Wtigktlt Soi*aa Ю ««горе, dort n*ch*eprulbl »trden.
Ott
Dokumem am dem GeheitmrchW des Auswartigen Amhs Nazi-botsdicfter Eugen Ott sammelte Bclastungsmatenal gegen Dr.Sorxe
Фотокопии текста телеграммы немецкого посла Отта в МИД Германии от 9 января 1942 г.
цистской партии. — С. Б.), кто давал ему рекомендации, кто знал его ближе?»20. /
Как январская телеграмма Отта, так и новый меморандум отдела
По словам того же Шслленберга, японское правительство вскоре сочло, что «безответственное поведение посла Отта, допускавшего Зорге к разведывательным материалам особой важности, вредило не только интересам Германии, но и причиняло ущерб Японии», а посему дало понять, что оно склонно считать Отта персоной нон грата22. Однако Риббентроп не торопился заменить посла в Токио. Очевидно, здесь сыграли роль донесения Отта, а также представителя гестапо Мейзингера, в которых оба старались смягчить обстоятельства «дела Зорге» и тем отвести от себя ответственность. Не меньшую роль играло, видимо, и стремление самого Риббентропа не создавать особой шумихи в связи с провалом в подведомственном ему аппарате, ибо это грозило нанести немалый ущерб и его собственному авторитету.
Весьма любопытную характеристику отношений, сложившихся в то время вокруг «дела Зорге», между японскими и гитлеровскими властями дал в своем письме к авторам монографии «Доктор Зорге радирует из Токио» Хельмут Вольтат.
X. Вольтат, в то время высокопоставленный чиновник гитлеровского рейха, прибыл в Токио в 1941 г. как глава экономической миссии, подчиненный непосредственно Берлину. Он сообщает, что арест Рихарда Зорге, являвшегося близким другом посла и пользовавшегося неограниченным доверием в германском посольстве, привел к потере престижа германского посольства в глазах японцев. «Японцы, — пишет X. Вольтат, — прежде всего придерживались убеждения, что посол, само собой разумеется, должен быть смещен со своей должности. Однако...
к их удивлению, этого не последовало... прошел еще год, прежде чем посол Отт был отозван.
В течение этого времени в сложившейся таким образом обстановке все усилия германского посольства повлиять на японские власти в области защиты германских интересов были фактически парализованы. Японцы пересмотрели также и свое отношение к немецким сообщениям по поводу «дела Зорге», поставив под сомнение компетенцию германского МИД, правительства рейха и его высшего военного руководства»23.
Следует заметить, что хотя «дело Зорге», очевидно, в какой-то мере и сказалось на японо-германских отношениях, но то влияние, которое ему приписывает Вольтат, явно преувеличено. Правда, престиж Отта был подорван в глазах японского МИД и японских военных руководителей, однако, будучи связанным с гитлеровской Германией узами военно-политического союза, японское правительство все же не решилось официально заявить о нежелательности дальнейшего пребывания Отта на посту посла.
Что же касается констатации Вольтатом, будто японцы «поставили под сомнение компетенцию германского МИД, правительства рейха и его высшего военного руководства», то это безусловно явилось результатом провала гитлеровского плана «блицкрига» против СССР, приведшего к тому, что усилия германского посольства «повлиять на японские власти в области защиты германских интересов» — иными словами, преодолеть колебания японских лидеров и втянуть Японию в войну против Советского Союза — были, как сетует бывший гитлеровский дипломат, «фактически парализованы». После ареста Зорге усилия Отта и Мейзингера были направлены на то, чтобы преуменьшить степень близости с Зорге. Стремясь реабилитировать себя в глазах начальства, Мейзингер стал оказывать содействие своим японским коллегам в сборе обвинительного материала против Зорге. Эта тактика принесла успех—должность Мейзингера в Токио была сохранена за ним.
В состоянии прострации некоторое время находились и все три военных атташе посольства, поскольку и они имели обыкновение «консультироваться» с доктором
Зорге. По выход вскоре был найден: в своих донесениях о «деле Зорге» командованию вермахта, в абвер и министерство иностранных дел они свалили всю вину на Отта 24. Каждый из них рассчитывал занять пост посла.
В январе 1943 г. Берлин сделал попытку разрешить проблему «дела Зорге», так или иначе сказавшуюся на японо-германских отношениях, освободив Отта or обязанностей посла. Но, к разочарованию всех военных атташе, на этот пост был назначен находившийся в то время в Токио специальный посланник Генрих Штаммср. Отт же, не без основании опасаясь за свою судьбу, предпочел не возвращаться в Германию, а выехал в Китай, где и отсиделся в качестве «частного» липа до окончания второй мировой войны.
Однако «проблема Зорге» в японо-германских отношениях продолжала существовать. После того как гестапо тщательно проверило прошлое Зорге, а также доказательства, представленные японцами германским властям, стало ясно, что под маской «стопроцентного нациста» скрывался талантливый советский разведчик. Тогда Гиммлер дал указание Мейзингеру добиться выдачи Зорге Германии. Мейзингер несколько раз обращался к японским властям, однако они отказались удовлетворить это требование, ссылаясь на отсутствие оснований для выдачи Германии советского гражданина25.
Конечно, подлинная причина такого отказа диктовалась иными соображениями—ведь выдача Зорге могла бы сильно снизить тот политический эффект, который рассчитывали извлечь из «дела Зорге» японские милитаристы. На это руководители Японии идти не желали. Напротив, предпринималось все, чтобы придать расследованию этого дела максимальный размах и нужное направление. В этих целях проводились совещания у верховного прокурора, ставшие неким «координационным» органом между высшими правительственными инстанциями, осуществлявшими общее руководство расследованием «дела Зорге», и низовыми органами прокуратуры, непосредственно занятыми ведением следствия. В работе этих совещаний, судя по их протоколам, обычно принимали участие следующие лица: от верховного суда — председатель, его заместитель, прокуроры по «идеологическим преступлениям»; от апелляционной палаты — старший прокурор и его заместитель; от прокуратуры Токийского окружного суда (непосредственно проводившей следствие)—старший прокурор, начальник отдела по расследованию «идеологических преступлений» Тонэо Накамура, прокуроры Ёсикава и Тамасава; ответственный представитель министерства юстиции26.
В распоряжении автора имеется всего два протокола таких совещанийот 28 февраля и 2 апреля 1942 г. Но протокольная запись даже этих двух совещаний убедительно показывает, что ведение следствия постоянно находилось под воздействием разных факторов неюридического порядка, отражавших борьбу интересов различных группировок правящего лагеря.
Так, выступая на совещании 28 февраля и доказывая необходимость ареста и предания суду Киикадзу Сайёнд-зи, Тонэо Накамура «сетовал», что министерство юстиции колеблется в этом вопросе, поскольку подвергается «давлению извне». Колебался и сам верховный прокурор, высказав опасение, что, как бы хорошо ни была проведена «подготовка к аресту Сайёндзн, народ все равно будет сомневаться в его справедливости»27. Разумеется, прокурор имел в виду не простой народ Японии, а аристократические круги, к которым принадлежал Сайёндзи.
То же происходило и при обсуждении вопроса об аресте Кэн Инукаи. Верховный прокурор и представитель министерства юстиции выражали опасение, что арест Инукаи, являвшегося экономическим советником «китайского правительства» (марионеточного), может получить большой «резонанс» за границей и в армии28. И хотя в конце концов участники совещания дали согласие на арест Сайёндзи и Инукаи, окончательное решение по этому вопросу, как видно из протокола, принималось в еще более «высоких сферах».
Сайёндзи был арестован 16 марта, а Инукаи — 4 апреля 1942 г. Обоим были предъявлены обвинения в нарушении законов «Об обеспечении государственной обороны» и «О сохранении военной тайны». Прокуратура намеревалась, в частности, предъявить Сайёндзи обвинение в разглашении следующих государственных секретов: об «основном японо-китайском договоре» (имеется в виду договор с марионеточным режимом Ван Цзин-вэя); о начале германо-советской войны; о содержании и решениях конференции в присутствии императора, состоявшейся 2 июля 1941 г.; о политике Японии в отношении СССР; о ходе и содержании японо-американских переговоров 1941 г.29.