Дело Зорге. Следствие и судебный процесс.

Будкевич Сергей Леонидович

Тюремная библиотека, так же как и просмотр литературы, передававшейся заключенным вместе с тюремными передачами, находилась на попечении так называемого надзирателя по воспитанию. «Разрешение или отказ в передаче книг, — пишет С. Мацумото, — зависел не от каких-либо установленных правил, а главным образом от настроения этого надзирателя. С просмотром книг на немецком и русском языках он сам справиться не мог... иногда он советовался с теми арестованными, которым доверял. Если он обнаруживал на книге малейший след, хотя бы от проведенного ногтя, он запрещал выдавать такие книги, а также те книги, которые, по мнению надзирателя по воспитанию,

могли оказать отрицательное влияние на умонастроение заключенного» п.

Поскольку тюремная библиотека не могла обеспечить запросов Рихарда Зорге, он был вынужден из своих скудных средств, оставленных ему следственными властями на прожиточный минимум, выделять какую-то часть, чтобы покупать интересующие его книги через адвоката Асанума— единственного, кто мог навещать Зорге в тюрьме после начала процедуры кохан. По словам Асанума. Рихарда Зорге интересовали исключительно книги по истории. За три года заточения он прочитал более сотни томов только по различным проблемам истории.

По купить такие книги на западных языках в Токио

11 Там же.

Ю «Дело Зорге> 145

тогда уже было трудно, и Асанума ездил за ними даже в Кобе, где проживало большое число иностранных резидентов. Многие из них, уезжая из Японии, продавали свое имущество, включая книги. Так Зорге купил книги по истории Японии на английском языке, «Историю мировой культуры» Уэллса и даже «Всемирную историю» Ранке (быть разборчивым тут уж не приходилось!).

Как рассказывает адвокат Асанума, каждый раз, когда Зорге получал от него желаемую книгу, он поглаживал рукой по переплету, горячо благодарил, и его глаза светились радостью 12.

Аналогично проходила тюремная жизнь и Хоцуми Одзаки. В письме от 14 октября 1942 г. он пишет жене: «Я думаю, что в течение зимы будет достаточным делать одну передачу в две недели. Что касается книг, то сначала я буду читать те, что на японском языке, а потом перейду к чтению на западных... Я уже составил план чтения, о нем скажу немного дальше» 13.

В письме от 25 ноября того же года он жалуется, что ему отказали в передаче заказанной им литературы: «Два тома по истории цивилизации и октябрьский номер «Тоа Мондай» («Проблемы Восточной Азии». — С. Б.) не разрешили получить, так что получил только одну связку. Удивительно также, почему не разрешили к передаче «Фауста» Гёте, ведь эта книга в переводе есть и в тюремной библиотеке» 14.

В начале 1943 г. Хоцуми Одзаки согласно составленному им плану приступает к чтению литературы на западных языках. Но уже в конце февраля тюремное начальство запрещает передачу этой литературы Одзаки под предлогом, что оно не имеет возможности проверять содержание.

Читая письма, в которых Одзаки делится с женой своими впечатлениями о прочитанном, поражаешься разносторонности интересов этого необыкновенного человека, глубине его культуры, меткости его суждений и оценок. В письме от 1 марта 1943 г. он писал: «К моему великому сожалению, книга Гёте «Годы странствий Вильгельма Мейстера» — последняя, которую я читаю на ино

146

странном языке. Хорошо хоть разрешили дочитать. Откровенно говоря, я не думал, что эта книга столь же интересна, как ранее прочитанные мною «Поэзия и правда», «Итальянское путешествие» и «Вертер». Большой интерес представляет отношение Гёте к новой эпохе промышленного производства — он выражает его через преклонение перед ремесленным укладом» 15.

И даже после того как Зорге и Одзаки были утверждены смертные приговоры,

ничто не изменилось в сложившемся образе жизни этих двух замечательных людей. В письме из тюрьмы, датированном 3 мая 1944 г., Одзаки пишет: «Наиболее интересная книга, которую я прочел за последнее время, — это записки Папанина об экспедиции к Северному полюсу. Это отнюдь не какая-то политическая пропаганда Советского Союза. Это дневник подлинно научного исследования. Но более всего я поражен силой сознания — через служение науке целиком отдать себя родине. Это высокий патриотизм! Именно в этом и нужно искать объяснение столь стойкому вопреки ожиданиям сопротивлению Советского Союза в нынешней войне... Я думаю, — заключает Одзаки, — что эту книгу полезно будет прочитать и ёко» 16.

Разумеется, в центре внимания заключенных по «делу Зорге», и прежде всего самого Зорге, было положение ha советско-германском фронте. Всеми доступными ему средствами Зорге стремился получить информацию, позволявшую уловить ход войны.

Икома писал: «Когда наступательная мощь германской армии начала постепенно утрачиваться и обозначились признаки перелома в военной обстановке... Зорге буквально плясал от радости, и лицо его расцветало» 17.

Конечно, возможности получения сколько-нибудь подробной, а главное, правдивой информации о ходе войны были для заключенных весьма ограниченными. «О состоянии международной обстановки я время от времени узнаю лишь из передач тюремного радио» 18,—пишет в одном из писем Хоцуми Одзаки. До поры до времени раз-

10* 147

решали слушать радио и Рихарду Зорге. Но потом его лишили этой возможности. К счастью, Икома в пределах возможного информировал Зорге по волновавшим его вопросам войны.

По словам Икома, Зорге придавал огромное значение Сталинградской битве и считал, что она должна стать решающим этапом в ходе советско-германской войны. «Он горел от нетерпения, — пишет Икома, — и во время допросов, при каждом удобном случае, например когда судья и секретарь были заняты оформлением протокола, тихо спрашивал у меня о положении на фронте. Я боялся много говорить об этом, но все же шепотом сообщал ему кое-что об общем положении дел».

Последняя стадия процедуры ёсин проводилась в тот период, когда советские войска, измотав в оборонительных боях гитлеровские полчища, перешли в решительное контрнаступление и осуществили окружение более чем трехсоттысячной группировки гитлеровцев под командованием Паулюса. Узнав об этом от Икома, Зорге, по словам переводчика, словно расцвел 19.

Зорге с величайшей радостью переживал великий триумф победного исхода Сталинградской битвы. Как раз в эти дни Тэйкити Каваи довелось увидеть Рихарда Зорге через замочную скважину своей камеры. Вспоминая об этом, Т. Каваи пишет: «В день, когда мы узнали о победе советских войск под Сталинградом, я увидел его очень радостным. Он даже приплясывал»20.

Адвокат Асанума рассказывал посетившей его Ханако Исии, что в беседах с ним в камере тюрьмы Рихард Зорге никогда не жаловался, но постоянно беспокоился о своих товарищах, буквально засыпая его вопросами о состоянии их здоровья, о жизни их семей и т. д. «Он безгранично верил своим товарищам по группе и испытывал к ним чувство глубокой привязанности»21. Зорге и его помощники внесли немалый вклад в подготовку и организацию исторических побед советских войск и советского народа. Сознание честно выполненного долга перед Родиной являлось для Зорге источником, из которого он