Дело Зорге. Следствие и судебный процесс.
Шрифт:
Обращаясь к дочери, Одзаки писал: «ёко! Ты должна знать, что сияние любви тускнеет от себялюбия и эгоизма. Сам я, к счастью, с рождения был человеком, который до крайней степени не преследовал личных выгод» 47.
Пройдет еще немало времени, прежде чем Рихард Зорге и Хоцуми Одзаки в последний раз переступят порог своих камер. Никто из них не знал о дне казни, но каждый начинающийся день мог стать последним в их жизни. Один за другим проходили эти дни. Дни складывались в недели, недели в месяцы томительного ожидания.
До нас дошло очень мало сведений о годах, проведенных Рихардом Зорге в тюрьме Сутамо, и особенно о последних
УЗНИКИ
ТЮРЬМЫ СУГАМО
Что собой представляла Сугамо?
Вот что рассказывает о ней Анна Клаузен: «Со двора по темной мокрой лестнице спустили меня в подвал. Там было темно, только у самой двери горела маленькая лампочка. Ничего не было видно: через несколько минут я увидела, что в яме по обеим сторонам у стенок — черные клетки, а в них плотно друг к другу сидели на полу люди. На каменном полу была вода. Полицейские вампиры сорвали с меня одежду, вплоть до белья, туфли, чул-ки. Один из полицейских запустил свои лапы в мои волосы и, визжа, растрепал их, остальные хохотали, словно шакалы. Меня затолкали в одиночную камеру и бросили вслед только белье. Я осмотрелась. По стенкам текла вода. Соломенная циновка была мокрая. Несло невероятной вонью. В каменном полу в дальнем углу была дыра— параша» '.
О порядках, царивших в тюрьме Сугамо, и о режиме, установленном тюремщиками для всех причастных к «делу Зорге», рассказывает один из заключенных — японский врач Токутаро Ясуда: «В шесть часов утра —подъем. Через час — проверка. Трое тюремщиков спрашивают: жив? Заключенный должен встретить их, распластавшись в поклоне на полу. Далее — завтрак: горстка риса или ячменя, чашка супа. Обед и ужин —из прогнивших продуктов. Если родственники заключенного были бедны, он не получал ничего. Политические узники умирали от дистрофии. Днем —прогулка, двор разделен на восемь секторов... Дни тянулись мучительно долго. Камера — узкий бетонный пенал: пять шагов в длину, три — в ширину. Наверху крохотное оконце с решеткой, деревянный столб, поднимешь доску — он превращается в умывальник. Под стулом — параша. Уйма блох.
Тюремщики, — продолжает Ясуда,—не оставляли нас без внимания, часто заходили поиздеваться: «Сколько ты получил за предательство? Небось туго набил мошну?» Надсмотрщики не могли понять, что мы работали ради идеи. Люди шли на смерть не из-за денег» 2.
Тяжелый и унизительный тюремный режим, издевательства тюремщиков, полуголодное существование, грязь и антисанитария — все было рассчитано на то, чтобы истощить физические и моральные силы заключенного. В тюрьме Сугамо многие не выдерживали такой жизни и погибали. Не избегли такой участи и некоторые из тех, кто оказался здесь по обвинению в принадлежности к организации Зорге.
Но Рихард Зорге, вопреки расчетам тюремщиков, не утратил в Сугамо присущих ему бодрости, выдержки и стойкости. Он обладал поистине потрясающим запасом моральных сил и даже перед лицом грозившего ему смертного приговора не поддавался унынию.
Некоторые из бывших заключенных тюрьмы Сугамо вспоминали впоследствии, что Зорге дни своего заключения проводил «скорее спокойно». Под обаянием личности Зорге оказались даже тюремные надзиратели. Этому немало способствовали общительность Зорге и любовь к шутке. И естественно, что со стороны многих из них он встречал вежливое обращение, а некоторые даже любили его.
Со школьной скамьи Рихард Зорге любил спорт и всегда находил время для физической тренировки. Даже в самый напряженный период жизни в Токио Зорге неизменно начинал свой рабочий день со спортивной зарядки 3. И находясь в тюрьме, подвергаясь многочисленным лишениям, Рихард Зорге остается верным себе. Те немногие минуты, которые отводились заключенным для прогулок на тюремном дворе, Зорге, по свидетельству очевидцев, использовал для активных физических упражнений— обычно он занимался «наватоби» («прыгание через веревочку»).
– Цит. по: Б. Чехонин, Герои не умирают, — «Известия», 8 IX. 1964.
3 Ханако Исии, Зорге с нами, — «Труд», 13. IV. 1964.
Всегда и всюду непременными спутниками Зорге были книги. Его личная библиотека насчитывала к моменту ареста до тысячи томов, которые были конфискованы4. «Наверное, они доставили немало хлопот полиции»,— иронически заметил он по этому поводу во время следствия5. Библиотека Зорге могла стать предметом гордости любого ученого-японоведа. В ней были собраны книги японских авторов по широкому кругу вопросов, касающихся истории, экономики и политики Японии, а также много работ иностранных авторов о Японии. На полках его библиотеки рядом с книгами по проблемам современной Японии стояли фолианты «Кодзики» и «Ни-хонсёки», томик «Хэйкэ моногатари» 6.
Рихарда Зорге глубоко интересовали истоки многовековой культуры японского народа, его искусство. Серию книг, относящихся к этим проблемам, открывали тома «аЧанъёсю» 7. На его книжной полке стоял роман выдающейся поэтессы Мурасаки Сикибу «Гэндзи-моногатари»8.
В тюрьме же Зорге — страстный книголюб — был лишен радости общения с сокровищами своей библиотеки. Но жажда к чтению не покидала его и в эти мучительные годы. В центре научных интересов Рихарда Зорге всегда была история. Находясь в Японии, он изучал историю этой страны с самых древних времен. «Я много изучал древнюю историю Японии в ее экономическом, социальном и политическом аспектах,— пишет Зорге в своих «записках» и здесь же добавляет: — Продолжаю интересоваться сю и ныне»9.
Конечно, времени для чтения, особенно в первый год заключения, когда допросы проводились ежедневно с утра и до позднего вечера, было немного. Кроме того, он не получал «с воли» передач. Оставалась только тюремная библиотека. Это была, разумеется, весьма ограниченная возможность, особенно если учесть духовные потребности Зорге и тот ассортимент, который составлял фонд тюремной библиотеки. Вот что по этому поводу пишет Синъити Мацумото: «Каждое воскресенье тюремный надзиратель, нагрузив тележку книгами, развозил их по камерам. Большая часть этих книг — популярное чтиво или так называемые книги по воспитанию. Но даже и эта литература была для заключенных единственным развлечением» 10.