Деловая письменность Приенисейской Сибири XVII в. как источник региональной исторической лексикографии
Шрифт:
– А тебя? – шепчу на кураже. У нее и без того глаза горели. А теперь – пожарища.
– Умру скорее, – пытается выкрутить запястье, я сжимаю сильнее. К лицу тянусь, она отворачивается. Вжимаюсь носом в щеку. Прикусываю подбородок. Она снова дрожит. Нравится ей. Нравится, блин. – Нормального найду… Не такого, как вы… Не мудака… – Убеждает себя. Успокаивает.
Только… Не найдешь ты, блять, никого… В ближайшее время так точно. Чувствую, как планы меняются.
– Так значит, я других трахаю, а ты меня дома ждешь? – Спрашиваю на ухо. Не вижу, но чувствую, как щеки вспыхивают. Хочу
– Сами себя ждите.
Упрямая такая. Не к месту, но улыбаюсь. Она зажигает. Из злости и пустоты производит тепло. Не сдержавшись, целую в скулу. Снова против. Бесится.
Отпускаю её руки – она их тут же в плечи и толчок.
Затылок – в стену. Всё даю. Только не с концами уйти. Отдаляюсь, в глаза смотрю. Обиды меньше не становится. Желания говорить тоже.
Ну что ж… Говори. Когда-то мы умели разговаривать.
– Если не залет, то с чего развод вдруг?
– Нахрен идите со своими предположениями!
– Я пойду, а ты ответь…
Настроение меняется сначала у меня. Следом, после недолгого колебания, у нее. Из схватки мы пытаемся в конструктив. Айка не уверена, но сдается. Смаргивает, смотрит по-новому. Брови хмурит.
– Я старалась, Айдар… Я правда старалась… Это для тебя ничто и ничего не значит. Это тебе просто весело. Ты девочку спас, спасибо тебе, а я за тебя замуж вышла… – Вижу, что ей плохо. Снова слезы на глазах. Тянусь к щеке, она морщится и сбрасывает пальцы, они ложатся на шею. Там глажу, не спрашивая.
И продолжаю жрать взглядом.
– Ты против слова не сказала…
– А как я должна была сказать? Ты же по-настоящему меня не спрашивал. Ты не понимаешь… Меня за тебя замуж отдали… Я же говорила… Перед Аллахом…
Айка звучит совсем тихо. Мне кажется, ломается, но потом опять находит в себе силы. Этим в ней можно только восторгаться. Настоящий феникс. Из пепла в пламя. И меня тоже в пламя.
– Это всё унизительно… То, что ты меня у отца как вещь взял. То, что после свадьбы сказал. То, как потом раз за разом обесценивал… Я же живая… Неужели не видно? Неужели я правда похожа на ту, которая…
Айка моргает, слезка выкатывается из глаза. Я смахнуть не успеваю. Делает сама.
– Я не вижу в этом ничего плохого, – говорю чистую правду, но и на нее Айка кривится.
– Я вижу! – Вскрикивает, а потом повторяет уже тише: – Я вижу, Айдар. Я не такая… Может глупая, но просто не такая…
Ее можно додавить. Это не сложно. Задать все вопросы и вывести на чистую воду. Но я почему-то не хочу. Айлин берет паузу. Вдвоем слушаем ее дыхание. Спускаюсь от глаз к губам. Хочу их. Ползу пальцами вверх. Касаюсь, очерчиваю. Она уже не дерется. Чуть вперед подаюсь – сжимает.
Я понял. Возвращаюсь к глазам.
– Ты мне больно делаешь. Отказываешься. Других выбираешь.
– Руки не мою…
Кривится.
– Мне правда противно…
Шепчет, а я шумно выдыхаю. Колеблюсь – может быть секунду. Но правда за правду. Так меня учили.
– Я на работе был, Айлин. Ебашу, как дурной. Энергию надо сбрасывать. Жену свою хочу, а ей обещал, что не трону. Крышу рвет. – Молчу. Айка тоже. Не ждала, да? Приятно тебя удивлять, малыш. – Ты же умная у нас. Может скажешь, что делать с этим? А?
– На работе? – Переспрашивает с надеждой. Это глупо, Айка. На моем месте любой соврал бы, лишь бы трахнуть. Но сегодня мне врать не приходится.
– На работе. Про "жену хочу" переспросишь?
Вера в глазах Айлин меня ни черта не радует. Но я принимаю мир с его неидеальностью. А людей – с правом принимать неправильные решения.
Мы потом заплатим, а сейчас я снова тянусь к губам, которые Айка наконец открывает.
Глава 26
Глава 26
Айлин
Я спустилась Айдару навстречу со взвешенным решением предложить развод. Это не была истерика или вспышка упрямства. Для смирения с истиной, что нормализовать наши отношения не получится, мне понадобилась неделя.
Казавшийся идеальным план стал каторгой. Судя по всему, для двоих.
Я чувствовала себя ужасным человеком, из-за которого прокурор даже дома у себя ночевать толком не может. Постоянно где-то. Без сообщений.
А на погасшем пепелище эмоций тлело последнее – сожаление. Мне нужно было вести себя иначе. Брак с Айдаром я восприняла неправильно, пусть муж и сразу объяснил всё вполне доходчиво. Я должна была уже начинать учиться быть сильной. Уже полагаться на себя. Уже делать решительные шаги. Но, видимо, на это я не способна, чувствуя минимальную подстраховку. Сначала я боялась потерять поддержку отца. В браке мне точно так же страшно стало остаться без Айдара.
Но это неизбежно. Рвать нужно было быстрее. Иначе через два года я стала бы ещё более беспечной.
Я хотела уйти благодарной. Закончить всё с уважением. Приехал посреди ночи – поговорим посреди ночи.
Спустилась, залюбовалась.
Его силуэт красиво обрисовывал льющийся в большое окно лунный свет. Подумала, что это прощальный подарок. Открытка на память.
Смотрела, как при каждом новом глотке дергался кадык, и ловила себя на том, что вид Айдара будит во мне совсем не те желания, в которых я варилась эти дни, с которыми шла. Но достаточно было потянуть носом воздух, уловить или придумать несвойственную этому дому сладость… И снова разбиться вдребезги.
Я просто не вынесла бы.
Я немного читала про помощь про боно. Одна из особенностей в том, что за бесплатной помощью часто обращаются люди, прошедшие уже все инстанции, потерявшие последние надежды и последние же шансы. И каким бы невероятным ни был юрист, он не всегда способен на чудеса. Он – простой земной человек.
Я ступила в комнату, тихонько кашляя, с мыслью, что за попытку совершить чудо для меня я Айдару Салманову буду благодарна всегда.
Но прошло десять минут. Две разбитые чашки. Лютая злость. Чистая правда. И вместо того, чтобы потихоньку опять собирать свои вещи, я ловлю движения его языка своим.