Дем Санд. Странствия меча

Дерновая Ирина

Я прислушиваюсь: кажется, какой-то ирландский мотивчик. Впрочем, при умелом обращении на окарине 13 можно даже кое-что из классики изобразить. Парень иногда пробовал, я знаю…

Они подходят ближе, еще ближе. Свет теперь не слепит, но взор все равно как будто затуманился. Однако я знаю, что они похожи, эти смешливые парень и девушка. У них одного цвета волосы, одного цвета глаза – серые как родники. Похожи до такого, что незнакомые люди принимают за близнецов…

Хотя парень младше на три года.

Они совсем близко, я вижу такие мелочи, как ажурный узор на длинной вязанной кофте девушки и подвеску-кристалл на груди парня. Кристалл дымчатого хрусталя хорошо виден на белом пуловере… Из объемистой пестрой сумки на плече парня вдруг раздалось конское ржание. Естественно в ответ расхохотались оба, и даже мои губы трогает слабая улыбка. Да уж, нам палец тогда покажи – смеяться начнем, не остановить.

Пряча окарину в карман, другой рукой юноша достает из сумки телефон, смотрит на номер, перестает веселиться. Потом краснеет, немного виновато смотрит на удивленно поднявшую брови спутницу и отходит в сторону.

О да, я тогда действительно удивилась: у него от меня какие-то телефонные секреты?..

Юноша закончил говорить по телефону, кинул его в сумку, быстро подошел к девушке, быстро что-то ей сказал… Она сначала непонимающе хмурится, пожимает плечами. Кивает, и юноша быстро уходит обратно, туда, откуда они пришли.

Ветер скользит по дорожке у ног оставшейся, ерошит, приподнимает листья, словно что-то ищет. А мы – я и сероглазая тень моего прошлого – стоим и смотрим вслед нашему младшему брату, и что-то темное на мгновение застилает взор…

Наверное, это я моргнула, но когда помутнение разъяснилось, время на аллее уже было вечернее. Начинался мелкий зябкий дождик, вокруг зажегшихся фонарей расплывались мутные облачка света. Девушка в длинной юбке, набросив на голову и плечи палантин, быстрым шагом удаляется от меня. Мимо несколькими секундами позже чуть ли не бегом проносится её младший брат. Но нагнать он её смог только уже в дальнем конце аллеи, выводящей из парка к проезжей части. Хватает её за локоть, принуждая остановиться, и оттаскивает под прикрытие разросшегося куста боярышника.

И не надо бы, да делаю шаг, сразу оказавшись возле них. Они только что поругались, причем уже почти до ссоры. Я никак не могу рассмотреть девичье лицо, оно словно скрыто туманным облачком. Только знаю, что в глазах закипают слезы обиды, и в горле тесно от едва сдерживаемого крика. А вот лицо брата вижу до мельчайших черточек. После бега его щеки разрумянились, волосы взъерошены, глаза лихорадочно блестят. Хотя на улице довольно прохладно, да к тому же сыро, он в легкомысленной тонкой водолазке и светлых джинсах. На груди поблескивает гранями хрустальный кулон, поблескивает недобро.

Я слышу их голоса: дрожащий девичий, чуть хриплый от сдерживаемых слез и быстрый юношеский, низкий, не вяжущийся с его субтильным телосложением. Он говорит:

– …не лгал тебе! Просто… просто не знал, как сказать!

– Ты врал мне! – дрожа мелкой дрожью, обрывает она его, и я помню, как горячо и больно тогда делалось внутри, как вертелся внутри терновый клубок, раздирая и раня сердце. – Я бы все поняла и приняла, но это!..

– Да в чём дело-то?! – тут же окрысился парень. – Я волен сам выбирать, с кем и когда встречаться!..

– Ты уверял, что он просто твой друг! – На миг из облачка тумана выступили глаза, бешеные, уже не серые, почти бесцветные. – А не… не любовник! Это… это… Я запрещаю!..

– Мне не десять лет, а ты мне не мать! – покраснев, заорал он и тут же осекся, взглянув на неё почти испуганно.

Дрожь начала бить её уже вполне заметно для глаз. Она судорожно вдохнула воздух, повела головой из стороны в сторону. Я помню, что искала какой-то поддержки у знакомого с детства парка, искала и не находила, так как все тонуло в осенних тенях. За волосы тихонечко цеплялись края листьев с низких веток боярышника.

– Да, я тебе не мать, – наконец процедила она. – И не я тебя вырастила, конечно… Раз такой умный, тогда я тебе и не сестра больше!..

– Ты что, <шелест листьев>? – пролепетал юноша, а я вотще напрягаю слух, но имя, которым он окликает девушку, тонет в громком шелесте листвы.

Я вижу, как она водит головой и безуспешно пытается остановить слезы. А потом вдруг резко выбросила руку вперед и вцепилась в подвеску на груди брата, рванув на себя. Тот испуганно шарахнулся, перехватил её запястья и с силой оттолкнул прочь.

Я не могу протянуть руки и удержать обоих. Я знаю, что сейчас произойдет, но не могу остановить…

Она оказалась все-таки проворнее, и сама дернула юношу за собой, заставив потерять равновесие. Оба начали падать прямиком в кусты, не прекращая попыток отнять друг у друга хрустальную подвеску. Парень повалился на спружинившие ветки, вцепился рукой в самую толстую, пытаясь удержаться на ногах. Всхлипывающая девушка с каким-то исступлением пыталась дотянуться до его свободной руки, в которой на обрывке цепочки был зажат злосчастный кристалл. Парень выпустил ветку, на которую оперся, та упруго хлестко распрямилась – и давно обломанным концом чиркнула по лицу девушки.

Я вслед за ней вскинула руки к лицу, испытав на миг тот же испуг.

Удар чудом пришелся не в глаз, но глубоко и очень болезненно рассек ей левую бровь.

– <шелест листьев>!!! – испуганно закричал брат, увидев, как кровь заливает её лицо. И снова я не услышала имени, хотя чуть не до боли напрягала слух. – <шелест листьев>! Что с тобой?!

Он тянется к ней, побледнев аж до зелени. Она так и не закричала. В голове стоял какой-то звон, это я помню, и смотреть перед собой было трудно. Она попятилась от него, не заметив даже, что в правой руке намертво зажала одну из тонких боярышниковых ветвей.