Демельза
Шрифт:
– Был бы здесь Джим! Бенджи, отойди от этого животного...
Джинни выскочила из гостиной с обезумевшим взглядом, схватив старшего ребенка за руку, лицо в слезах. Росс сделал шаг назад, но она увидела его и тут же сильно побледнела, красные пятна на её лице казались кляксами. Глаза, полные страха и враждебности, встретились с глазами Росса. Джинни вбежала на кухню.
Демельза вернулась домой вскоре после этого, пройдя от Тренвита пешком через скалы. Она обнаружила, что Джулия еще спит, несмотря на поднятый переполох, а Пруди, уткнув голову в передник, громко рыдает около колыбели.
Но от Пруди она ничего не смогла добиться - та только зарыдала громче, когда Демельза прикоснулась к ней, и сказала, что они обе видели Джуда пьяным в стельку.
Демельза вбежала на кухню. Ни следа Джинни. Во дворе раздавался шум.
Росс одной рукой качал водокачку, а в другой держал хлыст. Под струей корчился Джуд.
Каждый раз, когда тот пытался вырваться из-под струи воды, он получал удар хлыстом, а потому теперь уже сдался и терпеливо стоял под струей.
– Росс, Росс! Что случилось? Что он натворил?
– В следующий раз, когда ты на весь день отправишься за покупками, - Росс взглянул на неё, - надо убедиться, что нашему ребенку обеспечен уход получше.
От явной несправедливости подобного заявления у Демельзы аж перехватило дыхание.
– Росс! Я не понимаю. Что случилось? С Джулией вроде все в порядке.
– Стой на месте!
– Росс ударил хлыстом.
– Учись плавать! Учись плавать! Посмотрим, сможем ли мы выполоскать из тебя эти мерзкие бредни.
"Бредни", а, может, и "сплетни", но Демельза этого не поняла. Она резко повернулась и вбежала обратно в дом.
Верити приехала домой, ничего не зная про шахту. Они расстались с капитаном Блейми около развилки Сент-Агнесс, затем у ворот Тренвита спешилась и Демельза, а Верити с Бартлом в одиночку поехали по дорожке.
Элизабет оказалась единственной, кто видел, как вернулась Верити, поскольку тетушка Агата плохо слышала, а Фрэнсис не обратил внимания.
– Разве Паско позволили уйти так скоро?
– Элизабет вымученно улыбнулась.
– Мы не пошли к ним, - ответила Верити, снимая перчатки.
– Шахтеры устроили беспорядки в городе и... и мы подумали, что лучше уехать, пока не стало еще хуже.
– Ха!
– сказал Фрэнсис от окна.
– Беспорядки, ну разумеется. Скоро они будут не только в Труро.
– Потому у меня и не было времени, чтобы купить тебе брошь, Элизабет. Мне очень жаль, возможно, я поеду туда на следующей неделе...
– Столько лет, - проговорила тетушка Агата.
– Проклятье, еще задолго до моего рождения. Я хорошо помню, как старая бабуля Тренвит рассказывала, что дедушка её мужа, Джон Тренвит, пробил первую штольню за год до своей смерти.
– И в каком году это было?
– угрюмо спросил Фрэнсис.
– Если ты спрашиваешь меня, как давно это было, я не знаю. Лучше посмотри в Библии, там все рождения и смерти Тренвитов записаны. Но это было, когда еще сидела на троне Елизавета.
Довольно нескоро смысл происходящего дошел до Верити. Утренняя встреча сразу вылетела из головы. Она же уехала из Тренвита с мыслями о решении, которое должны были принять в её отсутствие. Вернувшись обратно, она даже об этом не вспомнила.
– Неужели ты хочешь сказать...
– Потом, семьдесят или восемьдесят лет спустя, другой Джон пробил первый ствол шахты. Это было, когда бабуля Тренвит вышла замуж. Все эти годы шахта никогда не закрывалась. Еще не так давно мы черпали из нее тысячи в год. Как несправедливо, что все пошло прахом.
– Из того, что я услышала, - с внезапной проницательностью предположила Верити, - я не совсем поняла... Означает ли это всю шахту? Всё вообще?
– А как может быть иначе?
– Фрэнсис отвернулся от окна.
– Мы не можем закрывать одну часть, а другую - нет.
– Когда я росла, - продолжила рассказ тетушка Агата, - денег было столько, что ими можно было играть. Когда умер отец, мне было восемь, и я помню, сколько матушка потратила на надгробие в церкви Сола. "Не жалейте денег", - так она сказала. Слышу её голос и сейчас. "Не жалейте денег. Он умер от ран, как если бы погиб в бою. У него должно быть достойное надгробие". Ах, Верити, ты вернулась? Ты покраснела. Почему ты так покраснела? Такие новости кровь не греют. Это крах Полдарков, вот что я могу сказать, да.
– Что это означает, Фрэнсис?
– спросила Верити.
– Как это отразится на нас? Сумеем ли мы жить, как и раньше?
– Как акционеров, это нас никак не коснется, за исключением разве что того, что уничтожит надежду на улучшение ситуации и не даст нам бросать деньги на ветер. Мы не получали дивиденды уже пять лет. Добыча давала нам свыше восьмисот фунтов в год, и сейчас этих денег не будет. Вот в этом и различие.
– Тогда мы вряд ли сможем...
– произнесла Верити.
– Это будет зависеть от других наших обязательств, - раздраженно сказал Фрэнсис.
– У нас есть фермы. Мы владеем всей деревней Грамблер и половиной Сола, если плата от арендаторов вообще будет после случившегося. Но если наши кредиторы проявят снисходительность, останется крохотный доход, который сможет поддерживать существование, если его вообще стоит поддерживать.
Элизабет встала, аккуратно спустив Джеффри Чарльза на пол.
– Мы справимся, - тихо сказала она.
– Другим еще хуже, чем нам. Что-то можно спасти. Это не продлится вечно. Надо лишь какое-то время удержаться на плаву.
Фрэнсис слегка удивленно посмотрел на неё. Возможно, он почти ожидал, что она займет другую позицию, жалуясь и обвиняя его. Но в кризисе она всегда видела возможности.
– Так как же, - спросил Джеффри Чарльз, сердито взглянув на отца, - могу я сейчас пошуметь, мама? Могу я сейчас пошуметь?
– Еще нет, мой дорогой, - ответила Элизабет.
Верити пробормотала извинения и удалилась.
Она медленно поднялась по широкой лестнице и оглянулась вокруг другими глазами. Она прошла через квадратный низкий проход с прекрасными готическими окнами эпохи Тюдоров, выходящими на маленький зеленый парк с плетистыми розами, вечно не работающим фонтаном и вымощенными булыжниками дорожками. Всё вокруг дома было надежным, правильной формы, построенным красиво и на века. Она молилась, чтобы всё это никуда не делось.