Демельза
Шрифт:
– Вовсе нет.
– Кто же ему это рассказал?
– Кто-то явно влиятельный.
– О Господи!
– повторила Демельза.
– Я даже не знаю, кто из них лорд-наместник.
– Другие, как видишь, оказались в хорошем расположении духа, чтобы оценить тебя по достоинству, даже если этого не сделал я.
– Ох, Росс, не могу в это поверить, - заявила Демельза, и ее голос забавно дрогнул, - никто не мог заметить что-либо в такой-то давке. Он говорил это, чтобы сделать тебе приятное.
– Далеко не так, уверяю тебя.
Они подъехали к двери своего
– Я... мне странно думать об этом... все дело, видимо, в этом чудесном платье.
– Красивая рамка не делает красивой саму картину.
– Пффф... Я странно себя чувствую. Никогда бы не подумала...
Джон Гимлетт рысью выбежал из-за дома, извиняясь, что не встретил их, его сияющее круглое лицо светилось дружелюбием, и они почувствовали, что их с нетерпением ждут. Росс уже собрался передать ему ребенка, но Демельза запротестовала, и сначала Джон помог ей спуститься.
Демельза взяла дрыгающего ногами ребенка у Росса, и начала поудобнее устраивать дочку на руках. Джулия сразу поняла, кто её держит, и по пухлому личику расползлась радостная улыбка. Она загукала и подняла вверх кулачок. Демельза его поцеловала и стала разглядывать веселую мордашку в поисках изменений.
Джулия выглядела не такой миловидной, как тридцать шесть часов назад. Демельза пришла к выводу, что в этом возрасте дети не могут выглядеть хорошо, когда надолго остаются без матери. (Дамы отметили её красоту, а лорд-наместник спросил... "Всё дело в этом чудесном платье, Росс", а он в ответ: "Красивая рамка не делает красивой саму картину").
Демельза знала, что, когда Джулия вырастет, то будет гордиться своим отцом. Ей и в голову не приходило, что она также может гордиться своей матерью. Великолепная мысль, ослепительная, как солнце, отраженное от моря. Она сделает всё, что сможет. Научится быть леди, научится стареть с изяществом и шармом. Она еще молода, так что еще есть шанс научиться.
Демельза подняла голову и взглянула на Росса, который только что спешился. Прошлой и позапрошлой ночью она так боялась за него. Но сегодня ее муж успокоился. Демельза верила: если бы только удалось убедить его остаться ненадолго дома, то он смог бы разобраться в себе. Она-то понимала, что сделал Росс.
Джулия заворочалась и загукала.
– Ня-ня-ня, - пролепетала Демельза, - агу-га-гу-ня-ня.
И рассмеялась над собственной нелепостью.
Демельза вздохнула с чувством осознания всей сложности жизни, которая проявила к ней персональную благосклонность, и, повернувшись, внесла дитя в дом.
Глава тринадцатая
Карен спешила по крайне уважительной причине. В сумке она несла ужин для Марка - две соленые сардины, приобретенные за два пенса, и не хотела запоздать со стряпней. Она вернулась, пробежав большую часть пути, ворвалась в дом и стала собирать хворост для растопки.
Марк выполнял ряд работ в маленьком предприятии Уила Нэнфана, чтобы заработать побольше денег.
Домой Марк возвращался около половины восьмого, дремал еще часок или около того перед ужином и снова топал на шахту. График жесткий, но необходимый, поскольку домохозяйка из Карен вышла не самая лучшая. Она всегда предпочитала купить что-то готовое, чем стряпать сама. Таков был её склад ума, совершенно чуждый соседям.
Внизу, в Соле, она остановилась посмотреть, как двое мужчин дрались из-за рыболовной сети, а теперь обнаружила, что прибежала слишком рано и может не торопиться. Но она не ругалась ни на себя, ни на Марка за то, что так привязана к распорядку дня, и на то имелась очень веская причина - Дуайт сегодня был дома.
Она не видела его почти неделю. И сегодня он находился дома. Карен приготовила ужин, разбудила Марка и смотрела, как тот ест, и сама что-то поклевала как птичка. В еде Карен была разборчива, как и во всем, предпочитая чуть ли не голодать, когда еда не нравилась, а потом, если имелось что-то вкусненькое, могла наесться до отвала.
Она сидела, наблюдая, как Марк собирается на шахту, с любопытством ощущая затаённую напряженность в теле, как много раз прежде, и всегда по одной и той же причине. В последнее время муж казался угрюмее, менее уступчивым к её прихотям. Иногда казалось, что он следит за ней.
Но это её не беспокоило, потому что Карен пребывала в уверенности, что всегда в состоянии его перехитрить, и была осторожна, чтобы не сделать что-нибудь подозрительное, когда муж находился рядом. Только когда Марк работал в ночную смену, она была действительно свободна, хотя до сих пор боялась пользоваться его ночными отлучками, и не из-за опасения, что её застукают, но боясь, что подумает о ней Дуайт.
Солнце уже скрылось за громадой ночных облаков, и сам закат можно было ощутить только по последней вспышке в небе перед полной темнотой. В комнате тени сгустились уже давно, и Карен зажгла свечу.
– Ты бы лучше поберегла свечи, пока совсем не стемнеет, - произнес Марк.
– Свечи уже по девять пенсов за фунт, и вечно нужно то одно, то другое.
Муж всегда жаловался на цены. Он ожидал, что она станет жить в темноте?
– Если бы ты построил дом наоборот, то в нем по вечерам было бы гораздо светлее, - ответила она.
Она вечно жалуется на то, как он построил дом. Она что, ожидает, что он поднимет его и поставит так, как ей хочется?
– Не забывай запирать дверь, когда меня нет, - сказал он.
– Но это означает, что я должна встать, чтобы тебя впустить.
– Не возражай. Делай, что я говорю. Не представляю, как ты спишь здесь одна и без присмотра, как это случилось сегодня утром. Удивляюсь, как ты сама можешь так спать.
– Никто из местных не осмелится сюда прийти, - пожала плечами Карен.
– А нищий или бродяга не узнают, что ты далеко.