Деметра
Шрифт:
Страшные тени парадным строем двинулись назад, одна за другой исчезая в черном омуте подсознательной памяти…
Чей-то знакомый голос еще прорывался оттуда, и руки тормошили скорчившееся тело.
— Ну, Антон, миленький, очнись… ну же!..
ОН ВСПОМНИЛ!!! ВСПОМНИЛ ЭТО ЛИЦО И ЭТОТ ГОЛОС!..
— Дядя Белгард…
Руки продолжали тормошить его, реальность возвращалась, и вместе с ней на него накатил грохот, ноющий визг уходящих на излет осколков и голос, уже не тихий, а рвущийся на высоких нотах отчаянного крика:
— Ну,
Впоследствии Антон так никогда и не узнал, сколько времени он провалялся в беспамятстве на дне окопа.
И еще он не смог ответить самому себе на вопрос о том, что на самом деле оказалось страшнее: потусторонний мир жутких воспоминаний или та реальность, куда он так страстно хотел вернуться.
Она ворвалась в его сознание с грохотом разрывов, черными шлейфами маслянистого дыма, перекошенным лицом Хлудова и злобным перестуком сыпавшихся на дно окопа горячих стреляных гильз…
Пропоротый снарядом бруствер, дымящиеся ошметья дерна, болтающаяся на одной петле, навылет просаженная осколками дощатая дверь блиндажа…
Антон рывком вскочил на ноги, как на тренировке по рукопашному бою, когда внезапный удар соперника сбивал его на землю.
Впереди горел лес. От широкой полосы огня и дыма вверх по склону, пригибаясь, бежали инсекты.
ЭТО БЫЛИ ТЕ, КТО БРОСИЛ МАЛЬЧИКА И КАЛЕКУ-КАПИТАНА УМИРАТЬ НА ИЗУРОДОВАННЫХ ПАЛУБАХ КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ… ТЕ, КТО ТАЩИЛ ЕГО СКВОЗЬ ДОЖДЛИВЫЕ ПУСТОШИ ПО РУИНАМ ВЕЛИЧЕСТВЕННЫХ ГОРОДОВ…
ТЕ, КОГО ОН НЕНАВИДЕЛ…
Антон выпрямился, не обращая внимания ни на кипящий вокруг бой, ни на сержанта, который, стреляя, что-то орал ему, все еще пытаясь достучаться до оглушенного сознания кадета Велюрова… и автоматическая винтовка с пристегнутой снайперской оптикой сама собой оказалась в его руках.
Антон чувствовал, что он безумен.
Лес горел там, где он видел спящего, изможденного капитана Белгарда… Сорвавшаяся с предохранителя пружина продолжала разжиматься в его мозгу…
Это были секунды какого-то адского откровения, за которые он познал всю черную, неистовую силу необузданной, бесконтрольной, всепоглощающей ненависти… Отец… Мать… Дана… Дядя Белгард…
Этот список можно было продолжить и его собственным именем…
— ТЫ ОХРЕНЕЛ?! — резанул по его ушам отчаянный вопль сержанта, но тело, неподвластное рассудку, уже летело вперед, за осыпавшийся перепаханный осколками бруствер, навстречу черной, ненавистной волне… — Назад, Антон, да твою же мать!!! Тебя контузило, ты спятил?! НАЗАД, КАДЕТ!!!
Вопль Хлудова звучал лишь жалким отзвуком тех адских голосов, что продолжали биться в его мозгу.
Это кричали идущие в атаку инсекты.
Жгучая, безумная ненависть выбросила Антона из траншеи навстречу атакующей цепи инсектов. Его мысли, чувства — все безнадежно запаздывало, не поспевая за движениями тренированных мышц, которыми управлял
Это было страшно… Движения обезумевшего человека, по сути, еще мальчика, были скупы и расчетливы до такой степени, что оцепеневший сержант среди других чувств испытал секундный прилив идиотской гордости, когда отстрелянный магазин еще летел в пожухлую траву, а на его место от точного, машинального удара ладони уже входил новый боекомплект…
Пониманию сержанта было неподвластно то, что происходило в данный момент.
Цепь инсектов, минуту назад нагло и неуклонно приближавшаяся к левому флангу траншей, вдруг в смятении дрогнула и попятилась, словно невидимая, тугая волна ползла впереди Антона…
Хлудов с отвисшей челюстью, в полнейшей прострации наблюдал следствие, даже не догадываясь о причине.
Разум инсектов воспринимал мысли Антона именно как тугую, обжигающую волну, которая хлестнула по ним, нанеся урон гораздо больший, чем залповый огонь…
Цепь сминалась, насекомоподобные существа в животном ужасе пятились, не в силах противостоять обрушившемуся на них, идущему из глубин души чувству…
В ответ он слышал их мысли.
Голод. Страх. Ненависть… Безысходность… и еще что-то жадное, дремучее, похожее на неистребимый инстинкт продолжения рода… страстное желание исполнить нечто, не постижимое для разума человека.
Автоматическая винтовка зашлась в его руках, выплевывая огонь и смерть…
Они падали, как снопы, пачкая обугленный дерн своей кровью, потом не выдержали и побежали…
Он не воспринимал время, совершенно отключившись от реальности, сосредоточившись лишь на своих ощущениях, и очнулся только тогда, когда чьи-то сильные руки обхватили его сзади, рывком свалили на землю и поволокли назад, в спасительную расселину траншеи…
Он не сопротивлялся. Ненависть, еще секунду назад такая жгучая и яростная, отступила, словно черная волна, жадно облизнувшая его душу и отхлынувшая назад, оставив после себя лишь клочки воспоминаний, опустошенность и глобальное чувство безысходности…
— Ну ты даешь, парень!..
Неизвестно, чего было больше в голосе сержанта закономерного гнева, восхищения безумным поступком или простой человеческой жалости.
— На, успокойся, — он вставил в дрожащие губы Антона прикуренную сигарету.
Из глубины знойных небес на позиции взвода падал, раздирая барабанные перепонки, а вместе с ними и душу резкий, бьющий по нервам заунывный вой…
Черные кустистые разрывы, в которых земля в одно мгновение смешивалась с огнем и дымом, выросли по всему склону, едва не накрыв сами траншеи…