Шрифт:
– Вот я говорила тебе к Валентиновне идти! А ты все резину тянула! Дотянулась…
– Теть Галь, ну хватит уже, а? – Даша опять обхватила себя за плечи. – Сейчас-то уже чего.
– Ну ладно, ладно. Ты не переживай. Может, еще не подойдешь им.
– По всем анализам подхожу…
Даша встала прогуляться по коридору с крашеными грязно-бежевыми стенами и белым потрескавшимся потолком. В одно ухо орало техно, второй наушник болтался на груди. Тетя Галя терпеть не могла, когда Даша «затыкала уши своими затычками». Пятнадцать шагов в одну сторону – ряд дверей слева и жестких металлических стульев, привинченных к полу, справа. Тридцать шагов в другую
Дверь кабинета номер пятнадцать открылась.
– Ушакова Дарья Александровна? – Медсестра на Дашу даже не взглянула, уткнувшись в медкарту.
– Да, я.
– Проходите.
– С Богом! – Тетя сжала ее руку, перекрестила. Даша перешагнула порог ватными ногами.
Это оказался обычный медицинский кабинет с гинекологическим креслом в углу. Она присела на краешек стула, решив, что взмах руки медсестры именно это и означал. Сестра удалилась, так и не удостоив Дашу взглядом, зато из смежной комнаты вышел врач. Белый халат смотрелся на нем совершенно неестественно, больше подошли бы боксерские перчатки и красные спортивные трусы. Крепкий, невысокий, с железными руками и, наверное, нервами – он словно бы попал сюда с ринга.
– Ну-с, сударыня, давай знакомиться. Меня зовут Лев Давидович, я буду твоим куратором. – Даше показалось, что у доктора улыбка маньяка. – Я не буду повторять весь тот пафос, который крутят по телевизору, про долг родине, сохранение нации и прочее. Понимаю, то, что тебе придется делать, – не совсем нормально, что по доброй воле ты не стала бы заниматься этим, но, к сожалению, таков закон. Я постараюсь сделать так, чтобы это было не слишком мучительно.
Даша кивнула, стараясь не подавать виду, что у нее скрутило живот. В голове вертелась фраза: «Мы тебя не больно зарежем, чик – и ты уже на небесах».
– Ты когда-нибудь имела гетеросексуальный контакт?
Она замотала головой, надеясь услышать что-то вроде «ну, тогда нам не подходишь», вместо этого громом прозвучало:
– Тогда сначала я сделаю небольшую операцию. Раздевайся, ложись. – Врач указал на гинекологическое кресло.
– П-прям с-сейч-час?
Во рту пересохло.
– А когда? Через десять лет? – хмыкнул врач.
Колени подгибались, ноги никак не хотели слушаться. «Господи, ну почему я? – панически думала она. – Дура я, дура. Если бы сейчас еще можно было все переиграть, нашла бы эти несчастные деньги – побиралась бы по знакомым, украла, но дошла бы до Анны Валентиновны. Только бы не лежать сейчас тут. И ведь этот ужас терпеть еще год!» Все подруги нашли способ «откосить»: кто-то женился, кто-то не прошел по здоровью, кто-то, кто побогаче, нашел денег на Валентиновну… только она одна попала сюда. Стало холодно. Даша вцепилась крепче в подлокотники кресла, зажмурилась и стиснула зубы, стараясь не кричать. Внизу живота остро резануло.
– Вот и все. Сейчас немного отдохнешь и начнем.
Боль потихоньку уходила, но легче от этого не стало, ведь Даша знала, что ее ждет дальше.
Посередине смежной комнаты стояла кровать на металлических ножках, привинченная к полу так же, как и стулья в коридоре. Даша предпочла бы никогда не увидеть, что находится в этой комнате. Ее усадили за маленький круглый столик у облупленного шкафа из ДСП, налили чай. Правда, к чаю ничего не предложили, даже сахару. Она, обжигая губы и язык, пила кипяток маленькими глоточками, не ощущая вкуса и стараясь не думать о том, что еще сейчас произойдет. Даша чувствовала себя изнасилованной. Ладони опять стали мокрыми, и чашка чуть не выскользнула из рук.
– Это Даша, это Максим, – сказала медсестра, входя в комнату вместе с высоким блондином атлетического телосложения. Рельеф мышц был хорошо заметен даже через защитную гимнастерку, плотно облегающую накачанное тело. Даше захотелось броситься в ноги этой крашеной пожилой женщине в коричневых туфлях с аляповатыми блестящими застежками-бабочками, притягивающими взгляд. Она готова была целовать и бабочек, и ноги медсестре, всячески избегавшей смотреть в глаза пациентке. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не делайте этого, не отдавайте меня им», – крутилось в голове с такой громкостью, что, казалось, должно быть слышно всему медицинскому центру. Но весь персонал, казалось, «заткнул уши своими затычками».
– Даша у нас первый раз, так что ты поаккуратней. Закончите – выходите.
Блестящие бабочки процокали к двери, оставив их одних.
– Привет, – улыбнулся Максим, будто позируя в рекламе жвачки.
– Привет, – прошептала она.
Солдат тут же скинул с себя сапоги, стянул гимнастерку, обнажив торс.
– Уф-ф! Жара!
Даша была в липком холодном поту и не замечала, какая тут температура, хотя за окном летнее солнце действительно било рекорды.
Солдат тем временем налил себе чаю и залпом выпил его.
– Готова?
Даша изо всех сил замотала головой. Мозг отказывался принимать то, что сейчас должно было произойти.
– Может, мы просто тут посидим часик и все? А скажем, что все было… – срывающимся голосом предложила она.
– Ты дура, да?
Ответа он не дождался, так что продолжил сам:
– Думаешь, если они вышли, то не видят нас? Ага! Тут таких умниц через одну. Да в этом кабинете больше камер, чем у тебя пальцев!
– Боже… но… это же ненормально! Ненормально заставлять людей делать это! Ненормально смотреть на все это! Это же кошмар!
– Детка, это просто медицинский процесс. Когда тебе врач клизму ставит – это ненормально? Да, не приятно, но надо! Что ты как маленькая? Кто-то должен отдавать долг нации. Неужто тебе еще мозги этим не прокомпостировали?
Максим тем временем снял камуфляжные штаны, а затем и трусы-боксеры. Даша уставилась на него, не в состоянии вымолвить ни слова. То, что она увидела первый раз в жизни, показалось мерзким.
– Давай же. Раньше начнем – раньше кончим, – хмыкнул атлет.
– Не трогай меня! – взвизгнула она, отпрыгнув. – Не подходи!
– Так! Спокойно! – рявкнул Максим. Он вдруг превратился из улыбчивого блондина в оскаленного хищника. Мгновенно оказался рядом, притиснув ее к стене всем телом и зажав рукой рот. – Тихо! Отставить истерику! Если я сейчас не оттрахаю тебя, то сидеть мне на «губе». Я не собираюсь из-за какой-то истерички неделю там торчать!
Почему-то это совершенно эгоистичное признание как-то странно успокоило Дашу: она обмякла, перестала вырываться.
– Не ори, слышишь?
Она кивнула, почувствовав себя тряпичной куклой. Сознание будто отключилось, не в состоянии принять происходящее.