Демогоргон
Шрифт:
Мистер Лорре, несчастный…
— Я… я убил его, — снова непонятно зачем пробормотал Трэйс. — Но, клянусь, я этого не хотел.
— Конечно же, не хотели, — Стоявший у окна человек повернулся и теперь пристально глядел на Трэйса. — Я все видел. Сначала вы крикнули, желая предупредить меня, а затем бросились на него, чтобы помешать выстрелить. Он попытался ударить вас, но потерял равновесие… одним словом, если бы он остался жив, то я, скорее всего, сейчас был бы мертв.
Трэйс взглянул на него сквозь золотистую завесу солнечных лучей, в которых кружились пылинки, волшебным образом превращенные средиземноморским солнцем в мельчайшие частички золота. Благодаря лившемуся
Трэйс обогнул стол, несколькими шагами преодолел разделявшее их расстояние и схватил его за грудки. В тот же миг молодые греки оказались рядом с ним, без труда оторвали от незнакомца и крепко вцепились ему в руки. Трэйс переводил взгляд с одного на другого. Глаза их были пустыми, а улыбки бессмысленными.
— Они ДЕЙСТВИТЕЛЬНО идиоты, — сказал человек в желтом одеянии, как будто прочитав мысли Трэйса. — Но идиоты, которые меня любят и беспрекословно подчиняются. Их жизни целиком принадлежат мне, они с радостью, не задумываясь, убьют за меня любого. Достаточно одного моего слова — и они тут же выбросят вас из этого окна. Прямо сейчас
— Кто вы такой? — спросил Трэйс.
— Лучше начнем с вас, — покачал головой старик. — Кто вы такой?
У Трэйса появилась возможность наконец-то узнать все до конца.
— Я — Чарльз Трэйс, — сказал он. — Меня послал сюда Димитриос Каструни.
— Димитриос?! — удивленно уставился на него собеседник. Он подал знак своим людям, те немедленно отпустили Трэйса и отошли в сторонку. — Димитриос Каструни, — снова повторил человек в желтом, кивая. Он взял Трэйса за руку, и они прошли к столу. Только теперь Трэйс, наконец, мог разглядеть его как следует, а не на фоне залитого солнцем окна.
Несмотря на длинные волосы, цветом напоминавшие его одеяние, незнакомец был еще не стар, хотя загорелое обветренное лицо прорезали глубокие морщины. Нет, при ближайшем рассмотрении он вовсе не казался стариком уже потому, что молодыми были его глаза. Серо-зеленого цвета, немного странные. Взгляд их, тем не менее, был взглядом умудренного жизнью человека. ГЛАЗА СВЯТОГО, снова подумал Трэйс. Будто они видели рай… а может, и ад.
— Димитриос Каструни, — еще раз повторил хозяин, и уголки его губ тронула легкая улыбка. — О, да, это крепкий орешек. Пожалуй, не по гнилым зубам Хумени. И как же поживает Каструни?
Трэйс наконец отвел от него взгляд и осторожно потрогал лоб.
— Вы, видимо, хотите узнать, как он поживал, — заметил он. И продолжал: — Насчет зубов Хумени не знаю, зато его молот я видел!
Заметно скрюченные пальцы крепко, почти конвульсивно стиснули руку Трэйса, причиняя боль.
— Каструни? — недоверчиво прошептал незнакомец. — Мертв?
Он внезапно отпустил Трэйса, пошатнулся, и едва ли не рухнул на каменную скамью. — — Нет, только не Димитриос, — простонал он, тряся головой. — Господи, сделай так, чтобы это оказалось неправдой!
— Нет, это правда, — ответил Трэйс. — Я сам видел.
Человек в желтом одеянии поднял голову и взглянул на него.
— А как.. ? То есть, я хотел спросить, что.. ?
— Молния, — Трэйс внимательно наблюдал за выражением его лица. Крупные желтоватые зубы обнажились в страшной гримасе боли и ужаса, а потом незнакомец крепко зажмурил глаза.
— Молния! — повторил он следом за Трэйсом, выхаркивая это слово как желчь. — Орудие дьявола! Демогоргон!
— Именно поэтому я и здесь. — Трэйс уселся рядом с ним. — Каструни рассказал мне одну историю. Я не поверил
Человек в желтом наконец открыл глаза; по его щекам текли слезы. Он поднял голову и, казалось, только сейчас заметил Трэйса. А потом… потом он как будто заглянул Трэйсу прямо в душу — так пронзителен был взгляд этих глаз.
— Расскажите мне все, — властно распорядился он. — Ничего не опуская. — Он повернулся к одному из своих людей и что-то произнес по-гречески. Юноша кивнул и вышел из комнаты.
— Пока я не начал, — сказал Трэйс, — я хотел бы повторить свой вопрос: — Кто вы такой…
— Меня зовут Сол Гоковски, — ответил его собеседник. — Но вам мое имя вряд ли о чем-нибудь говорит. Впрочем, это естественно. А теперь, если не возражаете… ?
Пока Трэйс собирался с мыслями, вернулся грек с большой миской салата, краюхой хлеба и бокалом вина.
— А за разговором можем и поесть, — заметил Гоковски, отламывая себе кусок хлеба.
Трэйс был очень благодарен ему за предложение, поскольку к этому времени очень проголодался. Он смочил пересохшее горло глотком вина и обмакнул кусочек хлеба в соус. А потом рассказал Гоковски абсолютно все. Рассказывал он быстро, на одном дыхании, стараясь ничего не пропустить. И даже о том, что он, Трэйс, вор. О своей матери, о брате-близнеце — мертворожденном уроде. Единственное, о чем он не стал упоминать, так это о своем романе с Амирой Гальбштейн, поскольку уж она-то к этой истории определенно не имела ни малейшего отношения.
Прошло не меньше трех четвертей часа, пока он не закончил.
— А этот ваш близнец, — задумавшись на мгновение, спросил Гоковски. — Как он выглядел?
— Думаю, мать видела ребенка всего лишь раз, а потом его унесли. По ее словам, выглядел он просто чудовищно. А если она и рассказывала о нем что-то еще, то я, наверное, просто не помню. Впрочем, он ведь все равно родился мертвым…
— А кто еще знал о нем?
— Врач, который принимал роды, — пожал плечами Трэйс. — Наверное, одна или две акушерки … А кого это могло интересовать?
— А Каструни знал?
— Нет, он спрашивал только… — И тут Трэйс понял: кое о чем он все-таки забыл рассказать.
— О каких-нибудь отметинах, стигматах?
Трэйс недоуменно уставился на него и увидел, что Гоковски смотрит на него как-то странно.
— Я не сын антихриста, — наконец взорвался Трэйс, тряся головой. — Не сын!
— Но у вас есть отметина, верно?
Трэйс хотел было возразить, но взгляд Гоковски остановил его.
— Так все-таки есть, да? — настаивал Гоковски.