Демократия (сборник)

Видал Гор

«Наконец-то эти поганые арвины стреляют друг друга», — сказал бармен.

«О черт, Инез, — сказал Джек Ловетт. — Жена Гарри Виктора».

7

К весне 1975 года Инез Виктор являлась женой Гарри Виктора уже двадцать лет.

Все два года, что Гарри Виктор служил в министерстве юстиции, весь период, связанный с появлением в «Нью-Йорк тайме мэгэзин» статьи «Справедливость для кого? — Молодой юрист ищет выход», написанной Гарри Виктором с Р. У. Диллоном.

Все время работы «Легальной коалиции соседей», которую Гарри Виктор и Билли Диллон организовали в помещении магазинчика в восточном Гарлеме. Всю рекламную кампанию по книге Гарри Виктора «Вид с улицы: коренные причины, радикальные решения и умеренное предложение», в основу которой легли исследования, проведенные автором совместно с Р. У. Диллоном.

Все марши в штате Миссисипи

и долине Сан-Хоакин, все успешные избирательные кампании Гарри Виктора в конгресс 1964, 1966 и 1968 годов.

Все сидячие забастовки в Гарварде, Пентагоне и на химических заводах Доу в Мичигане, Пенсильвании и Западной Виргинии.

Все три года, после того как в 1969 году Гарри Виктора назначили на вакантное место в сенате в связи со смертью занимавшего эту должность.

Всю историю с Конни Уиллис и Фрэнсис Ландау («Инез, милочка, прошу тебя — веди себя хорошо: видишь, какие девочки идут в ногу с жизнью», — сказал Билли Диллон Инез о Конни Уиллис и Фрэнсис Ландау), всю основную кампанию по сбору средств в Калифорнии («Инез, милочка, прошу тебя, надень босоножки на платформе, на дне бочки очень много зелени», — говорил Билли Диллон Инез в Калифорнии), все поездки с выступлениями, все заседания специальных комитетов и миссий по сбору информации в Джакарте, Сантьяго, Манагуа и Пномпене; весь 1972 год, когда провалилась попытка выставить свою кандидатуру в президенты, и все время после этой неудачи, когда он тщетно старался выудить для себя «хорошее» посольство (это был единственный период, когда названия Джакарта, Сантьяго, Манагуа и Пномпень не слетали с губ Гарри Виктора).

Во время всех суровых испытаний.

Всех войн.

Весь последний рывок к желанному месту под солнцем: весь то! период, когда посредством маневра вышеупомянутые элементы образовали безопасное место на поле, бороздку, аморфное, но рожденное вдохновением единство риторики и популярности, известное как Союз демократических учреждений.

Инез Виктор была там.

Из-за того что Инез Виктор там была, многие люди верили в то, что знают ее; не «большинство» людей, поскольку демография воображаемого избирательного округа Гарри Виктора основывалась на комфорте и сопутствующих ему опасениях, но большинство людей определенного типа, большинство людей, читавших определенные газеты и покупавших определенные журналы, большинство людей, знавших, какие девочки идут в ногу с жизнью, большинство людей, знавших, где именно на дне бочки было очень много зелени, большинство людей, которые должны были заметить Инез, когда она покупала недорогие эстампы на распродаже в нижнем этаже «Блумингдейла», или выбирала очищенную землянику в «Гристеде», или ждала одного из двойняшек, родившихся у них с Гарри Виктором — девочку Джесси или мальчика Эдлая, — напротив школы Долтон.

Все эти люди точно знали, что делала Инез Виктор с очищенной земляникой из «Гристеда» (подавала ее в серебряной чаше на своих знаменитых вечерах в канун Нового года в их квартире в районе Центрального парка, согласно «Вогу»); что делала Инез с недорогими эстампами, которые покупала на распродаже в нижнем этаже «Блумингдейла» (разрезала их на круглые салфетки для своих знаменитых вечеров «Четвертого июля» в Амагансетте, согласно «Даблъю»); сколько Инез Виктор заплатила за батники цвета хаки от «Унгаро», что были на ней во время подписания Конвента 1968 года, — Конвента 1968 года, заключенного в Чикаго, во время которого Гарри Виктора сфотографировали для «Лайфа», когда он плакал от слезоточивого газа в парке Гранта.

Это были люди, каждый из которых знал кого-то, кто знал кого-то, кто знал, что в одну из ночей 1972 года, когда у Гарри Виктора закончились первичные выборы в Калифорнии, еще до того, как закрылись избирательные участки, Инез Виктор улетела обратно в Нью-Йорк на самолете для прессы и пела «Теперь все кончено, мой бедный бэби» вместе с оператором из Эй-би-си и фотографом из «Роллинг стоун».

Все эти люди видели Инез — через телефотообъективы, — когда она сушила прекрасные светлые волосы своей Джесси у плавательного бассейна рядом с домом в Амагансетте. Все эти люди видели Инез — в «Дейли ньюс», — когда она покидала больницу «Ленокс-Хилл» с Эдлаем, снимки были сделаны в связи с его первой автомобильной катастрофой. Все эти люди видели фотографию за фотографией знакомого беспорядка в библиотеке квартиры в районе Центрального парка: кувшины из Кантона, наполненные маркировочными карандашами, пачки «Монда», «Форин афферз» и «Гарвард бизнес ревью», блокноты для деловых записей, несколько телефонов, фотографии в рамках, запечатлевшие Гарри Виктора на барбекю с

Элеонорой Рузвельт, Гарри Виктора, проходящего через полицейский кордон с Корретой Кинг, и Гарри Виктора, играющего на берегу в Амагансетте с Джесси и Эдлаем и с русским волкодавом Фрэнсис Ландау.

Эти люди собирали свою пошлину.

Этим я хочу сказать, что Инез Виктор рассматривала большинство событий как возможность быть сфотографированной.

Этим я хочу сказать, что Инез Виктор выработала особую манерность, характерную для людей, постоянно бывающих на публике: фиксировала свой взгляд на чем-то в отдалении, привыкла успокаивать себя, стирая эмоции с лица, прижимая к вискам средние пальцы, заметно часто моргала, так как вспышки камер вызывали постоянное раздражение сетчатки ее глаз.

Этим я хочу сказать, что Инез Виктор утратила определенные детали.

Вспоминаю, как однажды я присутствовала в номере-люкс отеля «Дорал» в Майами в один из последних дней суеты кампании 1972 года за избрание Гарри Виктора, когда репортер из отдела публицистики Ассошиэйтед Пресс спросила Инез, чем приходится «поступаться больше всего» ради общественной жизни.

«В основном — памятью», — сказала Инез.

«Памятью?» — повторила женщина из Ассошиэйтед Пресс.

«Да, памятью. Именно ее я назвала бы главной ценой. Безусловно». В то утро люкс в «Дорал» представлял собой кресало, из которого высекали искры. На диванчике, который двое рабочих тащили обратно к стене, сидел Билли Диллон и пытался говорить по телефону. В прихожей звукооператор одной из телекомпаний упаковывал оборудование, оставленное прошлой ночью.

«Мне кажется, я могу говорить и за Инез, заявляя, что мы ждем того времени, когда будем простыми мистер и миссис Виктор», — сказал Гарри накануне вечером во время своего выступления, которое передавали по всем трем телеканалам. Теперь Инез стоя искала чистую пепельницу на столике на колесах, уставленном полупустыми бокалами.

«Что-то вроде шокотерапии», — добавила она.

«Вы имеете в виду, что прошли курс шокотерапии?»

«Нет. Я имею в виду, что вы теряете нить. Как если бы вы прошли курс шокотерапии».

«Понятно. „Теряете нить“ чего именно?»

«Того, что произошло».

«Понятно».

«Того, что вы сказали. И не сказали».

«Да. Понятно. Во время кампании».

«Ну, не совсем. Во время… — Инез оглянулась на меня за помощью. Я прикинулась увлеченной газетой „Геральд“, выходившей в Майами. Инез опорожнила пепельницу в крышку из-под кинопленки и снова села. — Во время всей вашей жизни».

«Вы упомянули шокотерапию. А сами вы никогда не…»

«Я же сказала — нет. Или я не сказала — нет? Я сказала „как если бы“. Я сказала „что-то вроде“. Я имела в виду, что вы слили горючее. Сбросили груз. Катапультировали команду. Вы теряете нить».

Наступило молчание. Билли Диллон повесил телефонную трубку на плечо и показал, как отбивают мяч внутренней стороной ракетки. «Инез, это игра, это теннис» — так Билли Диллон обычно говорил Инез об интервью. Между ними это было принято. Например, в то утро, когда Инез сказала, что не будет давать интервью АП, поскольку я специально пришла с ней повидаться. «Обязательно будешь, — сказал Билли Диллон. — Оно продлится всего икс минут. Ограниченное время. На время этих икс минут ты здесь для того, чтобы играть. Ты установишь мяч, — здесь Билли Диллон сделал паузу и продемонстрировал скрытую подачу, — между линиями. Главная цена, которую приходится платить за общественный образ жизни, — частная жизнь, Инез, это легкий удар. Самое сложное в вашингтонской жизни — найти няню, когда идешь на званый ужин в „Гридироне“ [123] . Забавная сторона вашингтонской жизни — это когда уводишь друзей из дома в кафетерий сената поесть бобового супа. Ты пробовала приготовить его дома по рецепту, но вкус получается всегда не тот. Да, ты собираешь рецепты. Да, ты обеспокоена тем, что на питание семьи уходит все больше денег. Девяносто девять процентов твоих знакомых в Вашингтоне в основном озабочены тем, что на питание семьи уходит все больше денег. Школы. Закладные. Программы. Ты всегда рассматривала победу как оценку не самого человека, но его программы. И еще: возможность поражения ты рассматриваешь со смешанными чувствами. И вот почему: потому, что превыше всего ты научилась ценить момент частной жизни».

123

Респектабельный журналистский клуб.