Демократия (сборник)
Шрифт:
«Именно это».
Они молча легли в постель, а на следующее утро, когда Гарри отправился в кампус, не сказав ни слова, Инез взяла кофе и пачку сигарет на залитую солнцем веранду красного дерева и присела, чтобы обдумать слова «свое очевидное несчастье». Ей не казалось, что она столь очевидно несчастна, но также не казалось, что она ощутимо счастлива. Казалось, «счастье» и «несчастье» вообще не те карты, которыми она привыкла играть. Там на веранде в прозрачном утреннем солнечном свете она решила восстановить детали тех обстоятельств, при которых, по ее воспоминаниям, она была счастлива. Размышляя над этими обстоятельствами, она была поражена их незначительностью, невозможностью состыковать их
Она вспомнила, как была особенно счастлива, сидя одна за ленчем в номере чикагского отеля, когда ветер гнал снег по выступам окна. Был еще ленч в Париже, который она помнила в деталях: поздний ленч, вместе с Гарри и близнецами в Прэ-Кателан во время дождя. Она помнила, как его струи стекали по большим стеклам, как дождь шумел в деревьях, как ветки шуршали по окнам, а внутри был теплый свет. Она помнила, как Джесси издавала радостные звуки, настоятельно указывая пальцем на пуделя, сидевшего на позолоченном стульчике в противоположном углу комнаты. Она помнила, как Гарри расстегнул пуговицы на промокшем свитере Эдлая, поцеловал влажные волосы Джесси и налил каждому из них полстакана белого вина.
Она смогла восстановить целый день из жизни в Гонконге — день, который они провели вдвоем с Джесси в снятом доме с видом на Репалс-Бей. Она и Гарри оставили Эдлая в Гонолулу с Жанет и Диком Зиглерами, впихнули Джесси в самолет на Гонконг, а когда на рассвете приземлились, то узнали, что Гарри ожидали в Сайгоне для участия в брифинге по сложившейся ситуации. Гарри немедленно вылетел в Сайгон, а Инез с Джесси ждали его в доме, принадлежавшем главе гонконгского бюро «Тайм». Выставленные перед домом бегонии в горшках вызывали в Инез ощущение счастья, счастливой делали ее и высохшая лужайка, и особый отблеск солнца на поверхности моря. Чувством счастья наполнило ее даже брошенное на ходу, когда он отдавал ей в аэропорту ключи от дома, замечание шефа бюро «Тайм» о том, что недавно в саду видели детенышей кобры. Это введение в день детенышей кобры сообщило Инез чувство трансцендентальной пользы собственных действий, побудило исполнять желания Джесси. Она отнесла Джесси от крыльца к качелям во дворике. Она отнесла Джесси с качелей во дворике на скамейку, откуда они могли наблюдать за игрой солнечных бликов на поверхности моря. Она даже отнесла Джесси из дома в правительственную машину, которая прибыла к закату, чтобы отвезти их в отель, куда Гарри должен был приехать в полночь.
Там, на залитой солнцем террасе красного дерева на Сан-Луис-роуд, Инез начала думать о Беркли как о еще одном месте, которое позже сможет стать воспоминанием о состоянии особого счастья: еще один снятый дом, и она решила не забывать об этом, однако к июню того же года, возвратившись в Нью-Йорк, она уже не могла припомнить все детали. Именно в июне Эдлай попал в катастрофу (вторую, тяжелую, при которой пятнадцатилетняя девушка из Денвера потеряла левый глаз и одну почку); в этом же июне 1973 года Инез обнаружила Джесси на полу в ее спальне, а в мусорной корзинке валялись стеклянная ампула и игла одноразового пользования.
«Позволь мне умереть, и пусть все это кончится, — сказала Джесси. — Пусть я буду в земле и усну».
Прибыл доктор в тренировочном костюме.
«У меня двойка по истории, — сказала Джесси. — Никто не садится со мной за обедом. Не говорите папе».
«Я здесь», — сказал Гарри.
«Папа здесь», — сказала Инез.
«Не говорите папе», — сказала Джесси.
«Стоило бы подумать о лечении», — сказал доктор.
«Стоило бы также подумать о прикреплении наркологов к долтонской школе, — сказал Гарри. — Ладно, забудем, не надо меня цитировать».
«Сейчас
Первым психоаналитиком, которого порекомендовал доктор, была молодая женщина из клиники на 61-й Ист-стрит, специализировавшаяся на лечении того, что психиатры называют «юношеским злоупотреблением химическими веществами».
«Возможно, было бы полезным поговорить о вас, — сказала врач. — О вашей собственной жизни, мироощущении».
Инез помнила, что врач носила серебряный анк [125] .
Она помнила, что через разделяющее стекло видела, как Джесси жует прядь своих длинных светлых волос, склонившись над многофазовым «Реестром личности», выпущенным в Миннесоте.
125
Священный крест, символ жизни в Древнем Египте.
«Моя жизнь — не совсем та проблема, которой следовало бы заняться сейчас, — вспоминала она свои слова. — Не так ли?»
Врач улыбнулась.
Инез зажгла сигарету.
Ей пришло в голову, что, если бы она просто вошла в соседнюю комнату, взяла Джесси за руку, посадила бы на самолет и увезла куда-нибудь в этой самой тренировочной майке с эмблемой школы «Долтона», все случившееся просто перестало бы существовать. Они могли бы встретиться с Эдлаем в Колорадо-Спрингсе. Эдлай вернулся в Колорадо-Спрингс днем раньше на сессию в школе, где он хотел набрать побольше баллов, что дало бы ему возможность попасть в колледж и получить отсрочку от призыва в армию. Они могли бы поехать повидаться с Гарри в Энн-Арборе. Этим утром Гарри уехал в Энн-Арбор читать лекции о положительных и отрицательных аспектах гражданского неповиновения.
«Я никак не могу до нее достучаться, — сказал Гарри, перед тем как уехать в Энн-Арбор. — Может, Эдлай и сукин сын, но с ним я могу говорить. Когда я говорю с ней, у меня ощущение, что я обращаюсь к НЛО».
«Эдлай, — сказала Инез, — как ни странно, верит, что может удовлетворить преподавателей по курсу американской истории знаниями за три четверти по курсу истории американского кино».
«Очень хорошо, Инез. Нагло, но хорошо».
«Нагло, но правда. И к тому же — более того — я попросила Эдлая найти время сходить в больницу проведать Синтию. И вот что он сказал».
«Какую Синтию?» — спросил Гарри.
«Синтию, которую он едва не убил в катастрофе. „С ней порядок, она в повестке дня“. Так он сказал».
«Он по крайней мере что-то сказал. А она уставится на тебя, и все».
«Ты постоянно говоришь она. Ее зовут Джесси».
«Я знаю это чертово имя».
Вот Энн-Арбор.
Гарри сидит в аудитории без пиджака и выражает восхищение («Да что вы, какое там восхищение, при виде этих ребят я испытываю нечто вроде благоговения») самым социально ответственным поколением, когда-либо бунтовавшим в американских кампусах.
Вот Колорадо-Спрингс.
У Эдлая уже есть повестка дня.
Джесси оторвала взгляд от миннесотского многофазового «Реестра личности», мимолетно улыбнувшись из-за разделительного стекла.
«„Проблема на настоящий момент“, как вы выражаетесь, состоит в привычке к употреблению определенных веществ. — Терапевт открыла ящик, достала пепельницу и подтолкнула ее вдоль стола к Инез. Она все еще улыбалась. — Я заметила, что вы курите».
«Да-да. — Инез потушила сигарету и встала. Лицо у Джесси было ясным, волосы — медового цвета, никак не скажешь, что под рукавами джемпера с эмблемой школы „Долтон“ на ее гладких загорелых руках были видны следы от иглы. — А еще я пью кофе».