Шрифт:
Хранитель сна
Я люблю детей, но Богом клянусь: к такому жизнь меня не готовила.
Я сидел в просторной гостиной дома семьи Инжеватовых и ждал подопечную. Её папа, Александр, – сотрудник МИДа. Мама, Александра, – менеджер среднего звена в крупной госкорпорации. Они сразу мне понравились: мягкие, вежливые, простые, но без фамильярности. И, главное: я уловил тёплые колебания воздуха между ними.
Так я вижу любовь: что-то вроде марева над раскалённым асфальтом, без цвета и запаха, но зримо искажающее видимый спектр. Это для вас, людей, любовь – абстракция. Для меня – измеримое излучение. Но даже если б я был таким
Потянуло затхлым холодом, в дверном проёме появились тёмные, едва заметные, прозрачные амёбы, они роем окружали очаровательную девочку лет трёх. Маленького белокурого ангела с бледной кожей и глубокими тенями под глазами. Сутулясь и шаркая ногами, малышка вышла на середину комнаты и зевнула. Шурочка озабоченно посмотрела на дочь.
– Солнышко, гляди, кто к нам пришёл. – сказала мама, пряча тревогу за показной весёлостью.
Девочка повернулась и увидела меня. Её глаза расширились от удивления.
– Это – Леонид, детка. Он будет охранять твой сон.
Малышка подбежала ко мне, и амёбы обеспокоенно заметались вокруг её головы.
– Он – Лео! – сказала она, обхватив меня. – А я – Лия, – прошептала она мне в ухо.
Я не возражал, Лео – красивое имя. Главное – контакт. Но до того, как Лия уткнулась лбом в мою грудь, я успел заметить серый муар на белках её глаз. Лию что-то мучает, не даёт ей спать. И эти амёбы меня беспокоили. Ни о чём подобном я никогда не слышал. Они не жглись, не жалили, только хаотично вились над ней. На пробу я втянул одну из них в себя – и ничего не почувствовал. Что они, зачем они? Я этого понять не мог.
Так начался первый день моей службы. Чем она закончится, я тогда не догадывался.
***
Вечером Шурочка прочитала дочке сказку и, уходя, потянулась к ночнику.
– Мамочка, пожалуйста, не выключай свет! – взмолилась Лия.
Шурочка погладила её бледную щёчку.
– Милая, – сказала она ласково, – ты и так плохо спишь.
– Нет, мама, в темноте я совсем не засну! – Мама застыла в нерешительности. – Ну пожалуйста!
Устало вздохнув, Шурочка посмотрела на меня. А что я мог ей сказать, если сам ничего не понимал?
Она оставила свет и вышла, аккуратно прикрыв дверь. Амёбы над головой девочки замедлили движение и опустились ниже. Лия зевнула, и пара призрачных тварей влетели ей в рот.
– Спокойной ночи, Лео, – сказала она.
– Спокойной ночи, Лия, – ответил я, – и сладких снов.
Девочка закрыла глаза, и вскоре дыхание выровнялось. Странные существа продолжали свой медленный танец. Лия повернулась на бок и сунула кулачок под щёку. Движение амёб ускорилось, они закружились крохотным смерчем и в мгновение ока исчезли в ухе. Какое-то время ничего не происходило: девочка заснула. Она дышала ровно, и я почти успокоился, но вдруг задрожали ресницы, под закрытыми веками забегали глаза. Морозное облачко, поблескивающее ледяными кристалликами, вырвалось из приоткрытого рта вместе с дыханием. Я знал, что это: ужас. Смертельный, парализующий ужас.
Я подался к ней, ухватил его краешек и потянул. Осторожно, как тянут ветхую, расползающуюся в руках ткань. Горло опалило страхом, я чувствовал, как прилипает к нему язык, как ледяное крошево забивает лёгкие. Время шло, а он не кончался, и тогда я решился. Я отключился
***
Она – это я, мы сейчас неразличимы и неделимы, но мои возможности сильно ограничены. Я – это она. Очень странно и необычно чувствовать себя в теле слабой маленькой девочки. Такого опыта у меня ещё не было. Это как… Как будто кончики нервов торчат наружу сквозь кожу, слух невероятно обострён, нос ощущает множество запахов, – и совершенно непонятно, какие из них настоящие, а какие лишь игра воображения.
Свет торшера потускнел, обрёл вес и плотность. Теперь он медленно полз, растекаясь по поверхности стола, по стенам, по простыне. Он стал слабым, жемчужно-серым, но всё же оставался серым. Всё, что было за его пределами, залила чернота, и в ней шевелилось что-то такое же чёрное и непроницаемое. Ужас, похожий на драную половую тряпку с шевелящейся бахромой, высунулся оттуда.
Я – обманка. Я – фальшивая девочка Лия. Иди ко мне, ползи по простыне, ныряй под одеяло! Запах стылой сырости усилился, край серой рванины коснулся пальцев ног, – и я с трудом сдержался, чтобы не отдёрнуть ноги, не спугнуть тварь, спрятавшуюся за границей света. Ужас накрыл меня влажным саваном, но я терпеливо ждал: не он мой враг. Он – всего лишь щупальце монстра, край его рваной хламиды, старая тряпка… Я начал догадываться, кто пришёл за Лией.
Рваный угол с шевелящейся бахромой высунулся из-под одеяла, вблизи бахрома превратилась в тысячи бледных полупрозрачных ножек. Сороконожьи конечности коснулись подбородка. Я подавил тошноту. Как только стылая дрянь добралась до моего рта, я вцепился в неё зубами. Монстр в темноте, за изножьем кровати истошно завопил на одной ноте. Крик – женский, старческий, от её визга закладывает уши. Ножки судорожно напряглись, пытаясь разжать мои зубы, они прокололи язык, разодрали нежное нёбо. Я старался об этом не думать. Маски сброшены, притворяться больше нет смысла. Я вцепился обеими руками в шевелящуюся ткань и ощутил, как перекатываются тонкие псевдомышцы под её поверхностью, уходящей в темноту. Там, за чёрной тенью, копошащейся в такой же чёрной тьме, был платяной шкаф, я точно знаю, и знаю, что порождает таких тварей.
Когда то самое лёгкое марево любви с одной стороны встречает вместо такого же марева бурую мглу равнодушия, начинается реакция. Равнодушие превращает любовь в обиду, обида порождает страх. Обида, смешанная со страхом – разрушение. Оно заразно, оно быстро распространяется и стремится заразить всех, – и тогда плачут и пугаются дети. Их страхом питается монстр, вырастающий из старых ветшающих тряпок в дальних углах шкафов, кладовок и антресолей.
Этот монстр не мог появиться в любящей семье, только достаться по наследству. Я знаю, потому что не так слеп, как люди, имеющие глаза.
Знакомый незнакомец… Я вцепился в серую дрянь, потянул на себя, заворачиваясь в неё, она мне больше не страшна. Я пытался вытащить из темноты того, из кого она растёт, того, кто ей управляет. Мне и жутко, и интересно, как он выглядит. Со стороны – маленькая трёхлетняя девочка заматывается в кокон из мокрой серой тряпки, но монстра уже не обмануть. Он понял, что в крошечном теле, под тонкой розовой кожицей, скрывается самый страшный враг. Теперь испугался он, и от его страха начала расползаться ткань под моими пальцами: так ящерица отбрасывает хвост. Этого я допустить не мог.