Демон
Шрифт:
Такие особенности языка создавали трудности при общении. Но оно того стоило.
Казалось, верхачи совсем не удивились, увидев, как Габи и Сирокко подлетают к их гнезду и садятся, легкие как пух, рядом с большим отверстием наверху. В спице шел дождь, и над отверстием вместо зонтика растянули шкуру смехача. Габи нырнула под шкуру, и Сирокко последовала за ней в темноту.
Чертовски странный сон, подумала она. В одну минуту ты летишь, но, как только садишься, мигом обретаешь вес и начинаешь неловко пробираться по гнезду верхачей.
Лестница
Сирокко с Габи пробрались в заднюю часть гнезда, что крепилась прямо к стенке спицы. По всей стенке в крошечных кармашках Геиной плоти размещались младенцы верхачей. Некоторые были не больше страусиных яиц, тогда как другие вполне могли посоперничать в размерах с человеческими младенцами и требовали массу заботы, прежде чем отсоединиться от пуповины. Заботой о потомстве занимались все члены клана по очереди. У верхачей не существовало конкретного отца или матери.
Основание птичьего базара плацентоидов было единственным местом в гнезде, достаточно ровным и широким, чтобы пользоваться им как полом. Добравшись туда, Габи и Сирокко уселись, скрестив ноги. Тут Сирокко вспомнила, что неплохо бы предложить подарок. Подходило почти все, что угодно, — верхачи безумно любили все яркое. Подарок считался нормой вежливости для начала визита. Но на Сирокко не было даже одежды.
На Габи — тоже. Тем не менее с навыком подлинной волшебницы она раскрыла ладонь — и там оказалось старое пластмассовое зеркальце от велосипеда, которое меняло цвет, если его поворачивать. Верхачи были в восторге. Зеркальце переходило от одного к другому.
— Сказочный дар, — заметил один.
— Самый лучистый, — согласился другой.
— Изящный и игривый, — предложил третий.
— Мы трепещем от восхищения, — загорелся четвертый.
— Дар будет бережно храним.
Некоторое время ангелы тараторили, восхищаясь подарком, а когда Габи и Сирокко удалось наконец вставить слово, они в самых экстравагантных выражениях превознесли красоту, остроумие, стать, мудрость и великолепие летных характеристик хозяев гнезда. Они также восхитились птичьим базаром, гнездом, ветвью, крылом, эскадрильей и кланом бесценных верхачей. Одна готовая к случке самочка была так тронута, что немедленно распушила свое роскошное хвостовое оперение в сексуальной демонстрации. Хотя Сирокко мало что разглядела в мутном освещении гнезда, она с готовностью присоединилась к остальным в восхвалении плодовитости и совершенства упомянутой самочки в выражениях столь откровенных, что закраснелась бы самая отпетая проститутка.
— Примете ли вы немного... пищи? — спросил один из ангелов.
Остальные отвернулись от гостей и погрузились в застенчивое молчание. Для верхачей такое было в новинку. Подобных предложений в общении с людьми они всегда тщательно избегали. Обычай был
Предложение сделал низший по статусу индивид гнезда — старый, совсем тощий и, похоже, близкий к смерти самец.
— Решительно невозможно, — с легким сердцем ответила Сирокко другому индивиду.
— Сыты, мы совершенно сыты, — согласилась Габи.
— Еще грамм — и полет будет невозможен, — заверила Сирокко.
— Жир опасен.
— Воздержание суть добродетель.
Ни разу они даже не посмотрели на того ангела, который сделал предложение, равномерно распределяя тяжесть смущения, как того требовала вежливость.
Верхачи одобрительно кудахтали и превозносили процветание своих гостей.
Тут Сирокко вдруг вспомнила встречу с тем одиноким верхачом в небе над Япетом, когда смертеангел уносил Адама.
— Так зачем же пришли мы сюда, ко гнезду сему? — спросила Сирокко, адресуясь к группе ангелов, а не к Габи. В вопрос она внесла точно рассчитанную долю инверсии, желая вызвать наименьшее смятение среди ангелов.
— О да, вот подлинный интерес, — сказал один.
— Зачем же они пришли, зачем пришли?
— Одна из эфира, другая из сна.
— Сны в гнезде — вот удивительная странность.
— Одна, что горит. Зачем же они пришли?
Габи откашлялась, и все взгляды обратились на нее.
— Пришли мы по той же оказии, по какой приходили и прежде, — сказала она. — Возбудить дело против Геи, а в дальнейшем подготовить войну против нее, всех ее владений и гнезд.
— Именно! — загорелась окончательно сбитая с толку Сирокко. — Таковы в точности наши намерения. Привлечь... самые блестящие стратагемы и тактикалии.
— В точности так! — с воодушевлением произнес один ангел.
— О, будь проклят тот день!
— О, гнездо Геи будет низко лежать.
— Тары-бары, — сказал еще один ангел. Именно так они выражались, когда сказать было нечего, но и от беседы устраняться не хотелось.
— Тары-бары, — согласился другой.
Легко было увидеть в верхачах дружелюбных простофиль, этаких придурков эрудитов с непомерным и невразумительным словарным запасом. На самом же деле все обстояло далеко не так. Английский язык доставлял им подлинную радость — столь нелогичный и плодовитый. А главное — так удачно соответствующий природному стремлению верхачей все запутать, напустить туману и отступить от ясного смысла, когда это только возможно.
— Весьма неистово, произвольно, — предложила Габи.
— О да, весьма-весьма произвольно-неистово. Великие муки.
— И предусмотрительность, экстремальная осторожность.
— Тактика, — сказал один. — Великий словарь тактики. — По тому, как он это сказал, Сирокко поняла, что задан вопрос и что примерный его перевод: «Как нам с нею сражаться?»
Габи изобразила какой-то замысловатый пасс. А в рукаве-то у нее пусто, решила Сирокко. Да и рукава нет. Сирокко вдруг поняла, что должны чувствовать другие, когда она сама применяет свою нехитрую магию.