Демоница и Девственник
Шрифт:
Глава 22
Девушка более-менее пришла в себя лишь когда на землю обрушилась стена холодного дождя, и воздух начали сотрясать раскаты грома, которых давно не было. Мир будто раскалывался на части.
Мария знала, в какой ярости был Люциус — погиб один из его любимых сыновей… Умберту отправил на смерть брата.
Она словно видела кроваво-красный змеиный взгляд демона. Скучала ли она по нему, по его наглой улыбке и грубоватым ласкам? Ей не хватало его, да, скорее всего… Было ли ей жаль демонов? Нет, ни капли, они получили,
А самое страшное, что ей было всё равно, быть может, смерть была бы её избавлением. Она догнала Елисея, и как-то даже не боясь, что с ней может что-то случиться, девушка за плечо развернула его к себе лицом. Посмотрела в его грустные глаза:
— Спасибо тебе! — Почти прокричала она, пытаясь перебить шум грозы и ливня, падающего с неба стеной. — Я испугалась… Я просто никогда в жизни не видела подобной силы! Теперь я знаю, уверена, что тебе по плечу спасти этот тёмный, почти потерянный мир!
Елисей улыбнулся, повернулся, обнял девушку, и вдруг прекратился дождь, расступились тучи, так, словно бы он разогнал своею улыбкой весь этот мрак.
— Я ведь испугался так, сначала так испугался, что мне тебя не спасти… — Как-то быстро, взахлёб затараторил Елисей, наклонившись к самому уху Марии, и всё так же прижимая её к груди. — Они… Огромные такие, Господи, да я как младенец рядом с ними, а потом, потом я понял, что силой тут никак, нужна вера, нужна уверенность и решительность, но знаешь, знаешь, руки до сих пор дрожат… — И он рассмеялся.
Мэри вдруг вздрогнула, его дыхание коснулось её кожи. Они оба вымокли насквозь, а с ним было будто теплее. Словно солнце согревало. Она как-то несмело обняла в ответ, всё же, боясь парня.
После той ночи Мэри вдруг стало как-то неловко с Елисеем, он задел что-то в ней. Что сказать ему на это она не знала, ей так хотелось рассказать ему всё и бежать, далеко… Или, быть может, погибнуть от его руки. Но его смех рассмешил и её, и они вновь смеялись как дети, затеяв какой-то совсем дурацкий разговор.
Елисею вдруг показались смутно знакомыми объятия Марии, этот её запах, тепло, и… Парню вдруг захотелось вновь коснуться её губ и почувствовать их мягкость. Вновь?! Что за странные мысли? Елисей отстранился от Марии, и, каким-то сиплым голосом произнёс:
— Может, поедим?.. Я голоден…
— Да, пожалуй, и отдохнуть совсем не помешает, ты наверняка устал. — Девушка улыбнулась. Его смущение… Её как будто вернули в реальность, напоминая, зачем она с ним.
— Я однажды всех их победю! — Елисей рассмеялся, отломил кусок подсохшего уже хлеба, и протянул его девушке. Прояснялось серое небо, дул лёгкий ветерок и двое на траве, с улыбкой болтая о всякой ерунде, жевали свой бесхитростный обед.
— Победишь, конечно, победишь. — Нет, больше она не стремилась соблазнить его, наоборот, ей вдруг захотелось, чтобы он оказался не таким как все, чтобы в этом мире осталось хоть что-то хорошее и чистое.
Девушка уже была не такой капризной, и кусок подсохшего хлеба был вовсе не так сух. Впервые она смотрела на парня с надеждой.
— Послушай,
— Когда-то я хотела небольшой домик у моря, доброго мужчину рядом и троих детей. Да, я мечтала утром выходить на берег и рисовать восход, читать стихи любимого поэта, стоя на утёсе. — Мэри вдруг так светло улыбнулась, будто это было так реально. — А теперь я не знаю… — Взгляд будто потух. У неё не было будущего, как не было души. — А ты? О, чём мечтаешь ты, Елисей? — Девушка посмотрела в его голубые и полные жизни глаза, да, ей действительно хотелось знать, как бы он стал жить.
— А я хотел бы построить школу, понимаешь, раньше, дед рассказывал, были такие заведения. И я учил бы детей читать умные и добрые книги, учил бы их писать и рисовать картины, учил бы любить и верить, чтобы в них, в этих маленьких людях, свет не угасал, чтобы им не приходилось заниматься тяжким трудом, едва они научатся ходить, я учил бы их жить с Богом в сердце и с любовью к миру, и они, эти новые люди, стали бы опорой и надеждой всего человечества! — Он говорил с таким искренним воодушевлением и с такой надеждой в глазах. — А у тебя обязательно будет дом. Стихи? Я никогда не слышал стихов! Прочтёшь для меня? Ну хотя бы один!
— У тебя замечательная мечта, я уверена, что она исполнится. А разве ты никогда не читал стихов? — А потом она прочитала ему вслух, на память, свою любимую поэму. Мария читала так, словно, это было ею написано, словно она душой прочувствовала каждую строку, о человеке и его чёрной изнанке, о грехах и слабостях… А после прочла красивое стихотворение о любви, и вдруг как-то смутилась своего откровения. Смутилась впервые, за последнюю сотню лет своего существования.
Елисей слушал, затаив дыхание.
— Очень красиво… — Прошептал он с восторженной улыбкой. — Нет, никогда не читал и не слышал раньше. Спасибо тебе! Это так прекрасно!.. Знаешь, если бы у меня были краски и бумага, я бы нарисовал твой портрет! — Елисей поднял какой-то прутик, разровнял землю под ногами, и довольно ловко набросал контур, несмотря на то, что это были всего лишь линии на земле, образ Марии был узнаваем. — Кто-нибудь уже рисовал твой портрет?
— Нет, никто и никогда не рисовал. — Мэри смотрела на линии на земле и удивилась, было очень похоже, парень здорово рисовал. Она задумалась. А что если дать ему холст и краски, ведь он сможет нарисовать!
Девушка вновь смотрела на Елисея как на чудо.
— Я обязательно нарисую, когда будет возможность! Ведь ты очень красивая. — Он не смущался больше, и открыто смотрел ей в глаза.
А потом он подумал, что хотел бы он жить вместе с нею, в уютном домике, и троих детей, да, их детей, их семью, такую тихую, уютную… Но он тут же одёрнул себя и отвёл взгляд — все бы хотели быть рядом с такой девушкой, как Мария. Глупые какие-то мысли — не пара он ей. Совсем.