Демоница и Девственник
Шрифт:
— Да, мясо есть, а ещё вот, есть три сырых картофелины! А знаешь… — Елисей вдруг на мгновение стал серьёзным. — Даже если с концом этого пути придёт конец и моей жизни, я рад, что ступил на этот путь, и что прошёл его с тобой, Мария!
— Ты будешь жить долго и счастливо. — Мэри улыбнулась. — Обещай, что проживешь жизнь и за меня. — Она с надеждой посмотрела в его глаза.
Елисей, на её глазах, кажется, становился более мужественным, более сильным и словно бы мудрее. Широкий размах плеч и уже совсем не мальчишеская
— Я обещаю спасти этот мир, большего же я обещать не в силах! — Елисей улыбнулся. Спасение целого мира казалось ему куда более простой задачей, нежели устройство одной-единственной собственной жизни. Нет, о себе он думать не привык.
— Я знаю, что ты сможешь, хочу увидеть, как все они проиграют… Хочу, чтобы берёзки вновь были зелёными, а реки полноводными, чтобы ночами пели соловьи и люди могли жить. Я сгубила этот мир. Всё из-за ненависти, всё из-за уязвленной гордости. А что теперь… Как бы я хотела это исправить. — Девушка поднялась, уходя, чтобы собрать мяту и щавель. Впервые она готовила сама. Просто хотелось порадовать парня.
Он улыбнулся и крикнул ей в след:
— Мэри! А что такое соловьи?! А берёзы?.. Ты же видела мир другим! А расскажи!? Расскажи мне об этом!
После обеда они продолжили идти, и по пути, Мэри рассказывала парню о другом мире, о литературе, музыке, учебных заведениях и о жизни вообще. А потом они встретили рощицу с полу иссохшими, кажется, больными деревьями. Гибкие и молоденькие стволы были чахлыми и безжизненными, но чётко видно было их белую кору. Мария, подойдя к одному дереву, прижалась щекой к шершавому стволу, и сказала:
— Вот это берёзы. Раньше они были другими, сейчас они почти все больны, они были более живыми, у них белые стволы. Берёза словно символ этой страны, знаешь, заграницей они кажутся другими. — Девушка говорила, а сама вспоминала своё детство и усадьбу, в которой был изысканный сад, берёзовая роща и конюшня.
— Берёза… — Улыбаясь, парень обнял гибкий ствол, коснулся его губами, закрыв глаза и дерево вдруг начало оживать. Белый-белый ствол вытянулся и словно налился соком, ветви с густой зеленью почти коснулись земли. Елисей открыл глаза, и с восторгом произнёс: — Берёза! Мэри, смотри, берёза!
Мэри так и замерла, обалдев от увиденной картины. На её глазах дерево буквально ожило.
— Я впервые вижу подобное. — Девушка смотрела изумленно то на дерево, то на парня, который был восторжен словно ребёнок. — Но как? Как ты это сделал? — Мария тоже подошла и коснулась дерева, так, словно увидела чудо.
— Я спас его, пробудил его жизнь, так же, как я спасу весь мир! Я заставлю всё живое быть живым, и всё мёртвое… умереть. — Он отвёл взгляд от девушки и с каким-то потерянным видом сел на землю возле дерева.
Мэри вдруг кольнула эта фраза, но она сделала
— Спаси всё живое. — Она стояла, прислонившись к дереву. — Знаешь, хочется хоть раз вновь увидеть этот мир живым. И небо таким же прекрасным, как твои глаза.
— Увидишь, обязательно! — Произнёс Елисей тихо, но уверенно и твёрдо. — Ладно, пойдём, нам пора! — Он взял Марию за руку и прошагал несколько шагов, лишь потом вспомнил про вещи, про пищу и про огонь, резко развернулся, зашагал обратно к костру, потом замер и улыбнулся: — Извини! Наверное, я слишком тороплюсь!
Глава 39
Путь дальше был медленнее обычного. Погода была ужасной, периодически шёл дождь, дул ураганный ветер и температура прыгала с плюс тридцати до плюс десяти и обратно, порою, в течении одного лишь дня.
И Мэри всё ослабевала. Она не могла понять — влияет на неё такая странная погода и развивается её болезнь, или это что-то другое… У неё ничего не болело, просто кончались силы, и во второй половине дня она уже не могла идти. Кружилась голова, сохло во рту, и девушка почти теряла сознание.
Елисей не мог понять, что происходит с Марией. Лекарств не было, а все селения на пути были абсолютно опустошены, не было нормальной воды и нормальной еды. Мария была вполне здоровой, но худела на глазах, будучи и без того худенькой и хрупкой. Она ещё пыталась не показывать своего состояния и не позволять парню, тормозить, нести её на руках.
Елисей всё больше переживал за девушку, он старался отдавать ей большую часть еды и воды, старался носить её на руках, чтобы не утомлять долгой дорогой, и если сначала она упиралась и старалась идти сама, то постепенно почти всё время была у Елисея на руках. Парень волновался и хмурился.
— Что с тобою творится, Мэри?..
Елисею было больно на неё смотреть. Девушка спала на его руках, такая бледная, такая маленькая, казалось. Со всем искренним желанием хоть как-то помочь, Елисей мягко поцеловал Марию в губы, и сам не заметил, как увлёкся этим поцелуем, как она начала ему отвечать, и открыла вдруг глаза, вздрогнула, отстранилась. Они оба дышали часто, словно после быстрого бега, стучали сердца, но щёки девушки порозовели, будто и вправду часть сил вернулась к ней с этим поцелуем.
Мэри спала, и ей снился сон, в нем Елисей целовал её в губы… Да, она всё больше спала, всё больше ослабевала. Но этот сон был таким как будто настоящим, ей даже на минуту показалось, что она ощущает вкус его губ. Дрожь по коже и она во сне полностью отдавалась этому порыву. Ей казалось даже, что во сне к ней возвращались силы… Руками она обнимала его, ощущая тепло, и потом, резко открыв глаза, она обалдела.
Нет, не сон это был совсем не сон. Мэри испугалась, так сильно, что оттолкнула его, едва не расплакавшись.